24
* * *
- Не оттого ль, уйдя от легкости проклятой,
- Смотрю взволнованно на темные палаты?
- Уже привыкшая к высоким, чистым звонам,
- Уже судимая не по земным законам,
- Я, как преступница, еще влекусь туда,
- На место казни долгой и стыда.
- И вижу дивный град, и слышу голос милый,
- Как будто нет еще таинственной могилы,
- Где, день и ночь, склонясь, в жары и холода,
- Должна я ожидать Последнего Суда.
1917
V
У самого моря
I
- Бухты изрезали низкий берег,
- Все паруса убежали в море,
- А я сушила соленую косу
- За версту от земли на плоском камне.
- Ко мне приплывала зеленая рыба,
- Ко мне прилетала белая чайка,
- А я была дерзкой, злой и веселой
- И вовсе не знала, что это – счастье.
- В песок зарывала желтое платье,
- Чтоб ветер не сдул, не унес бродяга,
- И уплывала далеко в море,
- На темных, теплых волнах лежала.
- Когда возвращалась, маяк с востока
- Уже сиял переменным светом,
- И мне монах у ворот Херсонеса
- Говорил: «Что ты бродишь ночью?»
- Знали соседи – я чую воду,
- И если рыли новый колодец,
- Звали меня, чтоб нашла я место
- И люди напрасно не трудились.
- Я собирала французские пули,
- Как собирают грибы и чернику,
- И приносила домой в подоле
- Осколки ржавые бомб тяжелых.
- И говорила сестре сердито:
- «Когда я стану царицей,
- Выстрою шесть броненосцев
- И шесть канонерских лодок,
- Чтобы бухты мои охраняли
- До самого Фиолента»…
- А вечером перед кроватью
- Молилась темной иконке,
- Чтоб град не побил черешен,
- Чтоб крупная рыба ловилась
- И чтобы хитрый бродяга
- Не заметил желтого платья.
- Я с рыбаками дружбу водила.
- Под опрокинутой лодкой часто
- Во время ливня с ними сидела,
- Про море слушала, запоминала,
- Каждому слову тайно веря.
- И очень ко мне рыбаки привыкли.
- Если меня на пристани нету,
- Старший за мною слал девчонку,
- И та кричала: «Наши вернулись!
- Нынче мы камбалу жарить будем».
- Сероглаз был высокий мальчик,
- На полгода меня моложе.
- Он принес мне белые розы,
- Мускатные белые розы,
- И спросил меня кротко: «Можно
- С тобой посидеть на камнях?»
- Я смеялась: «На что мне розы?
- Только колются больно!» – «Что же, —
- Он ответил, – тогда мне делать,
- Если так я в тебя влюбился».
- И мне стало обидно: «Глупый! —
- Я спросила, – что ты – царевич?»
- Это был сероглазый мальчик,
- На полгода меня моложе.
- «Я хочу на тебе жениться, —
- Он сказал, – скоро стану взрослым
- И поеду с тобой на север…»
- Заплакал высокий мальчик,
- Оттого что я не хотела
- Ни роз, ни ехать на север.
- Плохо я его утешала:
- «Подумай, я буду царицей,
- На что мне такого мужа?»
- «Ну, тогда я стану монахом, —
- Он сказал, – у вас в Херсонесе».
- «Нет, не надо лучше: монахи
- Только делают, что умирают.
- Как придешь – одного хоронят,
- А другие, знаешь, не плачут».
- Ушел не простившись мальчик,
- Унес мускатные розы,
- И я его отпустила,
- Не сказала: «Побудь со мною».
- А тайная боль разлуки
- Застонала белою чайкой
- Над серой полынной степью,
- Над пустынной, мертвой Корсунью.
II
- Бухты изрезали низкий берег,
- Дымное солнце упало в море.
- Вышла цыганка из пещеры,
- Пальцем меня к себе поманила:
- «Что ты, красавица, ходишь боса?
- Скоро веселой, богатой станешь,
- Знатного гостя жди до Пасхи,
- Знатному гостю кланяться будешь;
- Ни красотой твоей, ни любовью,
- Песней одною гостя приманишь».
- Я отдала цыганке цепочку
- И золотой крестильный крестик.
- Думала радостно: «Вот он, милый,
- Первую весть о себе мне подал».
- Но от тревоги я разлюбила
- Все мои бухты и пещеры;
- Я в камыше гадюк не пугала,
- Крабов на ужин не приносила,
- А уходила по южной балке
- За виноградники в каменоломню, —
- Туда не короткой была дорога.
- И часто случалось, что хозяйка
- Хутора нового мне кивала,
- Кликала издали: «Что не заходишь?
- Все говорят – ты приносишь счастье».
- Я отвечала: «Приносят счастье
- Только подковы да новый месяц,
- Если он справа в глаза посмотрит».
- В комнаты я входить не любила.
- Дули с востока сухие ветры,
- Падали с неба крупные звезды,
- В нижней церкви служили молебны
- О моряках, уходящих в море,
- И заплывали в бухту медузы, —
- Словно звезды, упавшие за ночь,
- Глубоко под водой голубели.
- Как журавли курлыкают в небе,
- Как беспокойно трещат цикады,
- Как о печали поет солдатка, —
- Все я запомнила чутким слухом,
- Да только песни такой не знала,
- Чтобы царевич со мной остался.
- Девушка стала мне часто сниться
- В узких браслетах, в коротком платье,
- С дудочкой белой в руках прохладных.
- Сядет спокойная, долго смотрит,
- И о печали моей не спросит,
- И о печали своей не скажет,
- Только плечо мое нежно гладит.
- Как же царевич меня узнает,
- Разве он помнит мои приметы?
- Кто ему дом наш старый укажет?
- Дом наш совсем вдали от дороги.
- Осень сменилась зимой дождливой,
- В комнате белой от окон дуло;
- И плющ мотался по стенке сада.
- Приходили на двор чужие собаки,
- Под окошком моим до рассвета выли.
- Трудное время для сердца было.
- Так я шептала, на двери глядя:
- «Боже, мы мудро царствовать будем,
- Строить над морем большие церкви
- И маяки высокие строить.
- Будем беречь мы воду и землю,
- Мы никого обижать не станем».
III
- Вдруг подобрело темное море,
- Ласточки в гнезда свои вернулись,
- И сделалась красной земля от маков,
- И весело стало опять на взморье.
- За ночь одну наступило лето.
- Так мы весны и не видали.
- И я совсем перестала бояться,
- Что новая доля минет.
- А вечером в Вербную Субботу,
- Из церкви придя, я сестре сказала:
- «На тебе свечку мою и четки,
- Библию нашу дома оставлю.
- Через неделю настанет Пасха,
- И мне давно пора собираться, —
- Верно царевич уже в дороге,
- Морем за мной он сюда приедет».
- Молча сестра на слова дивилась,
- Только вздохнула, помнила верно
- Речи цыганкины у пещеры.
- «Он привезет тебе ожерелье
- И с голубыми камнями кольца?»
- «Нет, – я сказала, – мы не знаем,
- Какой он подарок мне готовит».
- Были мы с сестрой однолетки,
- И так друг на друга похожи,
- Что маленьких нас различала
- Только по родинкам наша мама.
- С детства сестра ходить не умела,
- Как восковая кукла лежала;
- Ни на кого она не сердилась
- И вышивала плащаницу,
- Бредила даже во сне работой;
- Слышала я, как она шептала:
- «Плащ Богородицы будет синим…
- Боже, апостолу Иоанну
- Жемчужин для слез достать мне негде».
- Дворик зарос лебедой и мятой,
- Ослик щипал траву у калитки,
- И на соломенном длинном кресле
- Лена лежала, раскинув руки,
- Все о работе своей скучала, —
- В праздник такой грешно трудиться.
- И приносил к нам соленый ветер
- Из Херсонеса звон пасхальный.
- Каждый удар отдавался в сердце,
- С кровью по жилам растекался.
- «Леночка, – я сестре сказала, —
- Я ухожу сейчас на берег.
- Если царевич за мной приедет,
- Ты объясни ему дорогу.
- Пусть он меня в степи нагонит.
- Хочется на море мне сегодня».
- «Где же ты песенку услыхала,
- Ту, что царевича приманит?» —
- Глаза приоткрыв, сестра спросила:
- «В городе ты совсем не бываешь,
- А здесь поют не такие песни».
- К самому уху ее склонившись,
- Я прошептала: «Знаешь, Лена,
- Ведь я сама придумала песню,
- Лучше которой нет на свете».
- И не поверила мне и долго,
- Долго с упреком она молчала.
IV
- Солнце лежало на дне колодца,
- Грелись на камнях сколопендры,
- И убегало перекати-поле,
- Словно паяц горбатый кривляясь,
- А высоко взлетевшее небо
- Как Богородицын плащ синело, —
- Прежде оно таким не бывало.
- Легкие яхты с полдня гонялись,
- Белых бездельниц столпилось много
- У Константиновской батареи, —
- Видно, им ветер нынче удобный.
- Тихо пошла я вдоль бухты к мысу,
- К черным, разломанным, острым скалам,
- Пеной покрытым в часы прибоя,
- И повторяла новую песню.
- Знала я: с кем бы царевич ни был,
- Слышит он голос мой, смутившись, —
- И оттого мне каждое слово
- Как Божий подарок было мило.
- Первая яхта не шла – летела,
- И догоняла ее вторая,
- А остальные едва виднелись.
- Как я легла у воды – не помню,
- Как задремала тогда – не знаю,
- Только очнулась и вижу: парус
- Близко полощется. Передо мною,
- По пояс стоя в воде прозрачной,
- Шарит руками старик огромный
- В щелях глубоких скал прибрежных,
- Голосом хриплым зовет на помощь.
- Громко я стала читать молитву,
- Как меня маленькую учили,
- Чтобы мне страшное не приснилось,
- Чтоб в нашем доме бед не бывало.
- Только я молвила: «Ты Хранитель!»
- Вижу – в руках старика белеет
- Что-то, и сердце мое застыло…
- Вынес моряк того, кто правил
- Самой веселой, крылатой яхтой,
- И положил на черные камни.
- Долго я верить себе не смела,
- Пальцы кусала, чтобы очнуться:
- Смуглый и ласковый мой царевич
- Тихо лежал и глядел на небо.
- Эти глаза зеленее моря
- И кипарисов наших темнее, —
- Видела я, как они погасли…
- Лучше бы мне родиться слепою.
- Он застонал и невнятно крикнул:
- «Ласточка, ласточка, как мне больно!»
- Верно я птицей ему показалась.
- В сумерки я домой вернулась.
- В комнате темной было тихо,
- И над лампадкой стоял высокий,
- Узкий малиновый огонечек.
- «Не приходил за тобой царевич, —
- Лена сказала, шаги услышав:
- Я прождала его до вечерни
- И посылала детей на пристань».
- «Он никогда не придет за мною,
- Он никогда не вернется, Лена.
- Умер сегодня мой царевич».
- Долго и часто сестра крестилась;
- Вся повернувшись к стене, молчала.
- Я догадалась, что Лена плачет.
- Слышала я – над царевичем пели:
- «Христос воскресе из мертвых», —
- И несказанным светом сияла
- Круглая церковь.
1914
24