очень нудно 
35 
Не зная, для чего использовать пристроенный этаж, власти того времени, уверенные в том, что лично им никогда не придется взбираться по двумстам тридцати девяти ступенькам, отделявшим его от земли, решили хранить там протоколы заседаний Совета. И действительно, мало кто посещал это место: лишь пятнадцать канцлер-секретарей по очереди поднимались туда раз или два в месяц, чтобы отнести очередную стопку документов, которые никто никогда не будет читать.
В отличие от своих коллег Макиавелли удавалось скрашивать утомительный подъем, роясь в грудах бумаг, занимавших все пространство от пола до потолка. К тому же это было единственным местом, где его не стал бы искать сер Антонио, личность молчаливая и сварливая, — начальник канцелярии республики и одновременно мучитель юных секретарей, оказавшихся в его власти.
Измученный ночными похождениями, Макиавелли спрашивал себя, хватит ли у него сил подняться наверх. После десятиминутных усилий он добрался до цели и тщательно прикрыл за собой дверь, дабы быть уверенным, что не услышит призывов сера Антонио.
Комната была битком набита разрозненными бумагами и старыми пыльными счетными книгами. Макиавелли небрежно забросил исписанный том на ближайшую кучу и направился в противоположный угол, где его ждали подушка и одеяло. Укрывшись за выступом широкого книжного шкафа, наполовину изъеденного насекомыми, он был не виден тем, кто мог войти в комнату.
Он с облегчением бросился на свое походное ложе, устроился поудобнее, закрыл глаза и задремал, мечтая о жестоких муках, которым он подверг бы сера Антонио в наказание за то, что тот заставил его столько работать. После пяти минут сладких грез он погрузился в глубокий сон.
Его покой был внезапно нарушен скрипнувшей дверью. Он так и подскочил, решив, что впервые за несколько десятков лет сер Антонио смог добраться до верхнего этажа Палаццо Коммунале. Несмотря на твердое намерение сопротивляться до последнего, прежде чем его удастся снова засадить за работу, он все же решился выглянуть.
К его великому изумлению, он увидел не приземистого начальника канцелярии, а легко узнаваемую в расшитом золотом камзоле фигуру Руберто Малатесты. Подручный гонфалоньера несколько мгновений постоял на пороге. Поддавшись внезапному предчувствию, Макиавелли решил не обнаруживать своего присутствия. Он отступил за выступ и увидел, что узкая щель между двумя стопками папок дает ему возможность наблюдать за наемником, не рискуя быть обнаруженным.
Так в полной тишине прошло несколько бесконечных мгновений, в течение которых Макиавелли старался не дышать, уверенный в том, что зоркие глаза Малатесты могут его обнаружить в любую минуту. Не заметив никаких признаков жизни, солдат решился наконец войти и знаком пригласил того, кто стоял за его спиной, последовать за ним. Молодой человек едва не вскрикнул, когда увидел черно-белую сутану Савонаролы.
— Ты уверен, что нас никто не подслушивает? — прошептал доминиканец.
— Ты же видишь, комната пуста. Сюда никто никогда не поднимается, это самый тихий уголок во всем здании. Только секретари иногда сюда наведываются, но сер Антонио так их изматывает на работе, что у них не остается сил совершать такое восхождение.
Лицо Савонаролы напряглось, он подождал немного, прежде чем продолжить. Макиавелли удивило, что обычная уверенность монаха сейчас сменилась заметным волнением. Куда только делось то выражение безмятежности, которым он обычно прикрывался.
— У тебя есть новости, Малатеста?
— Ничего интересного. Они продолжают искать, и это скорее добрый знак. Но я думаю, они хотят ускорить события. Их нужно обязательно опередить.
— Но как?
— Мы должны найти доказательство раньше их, иначе мы пропали.
— Но ты наконец узнал, кто у них главный?
— Еще нет. Это, без сомнения, кто-то очень опасный. Пока он не совершил ни одной ошибки. Он действует безупречно.
— Раз мы не знаем, кто он такой, нам его не одолеть. А что этот олух Сен-Мало?
— Ничего. Я приставил к нему соглядатаев, но он не делает ни одного неосторожного шага. Я ничего не могу доказать.
— Что же ты мне посоветуешь?
— Начни с того, что успокой своих людей; они слишком возбуждены.
— Движение уже развернулось, и я не могу все держать в руках. Валори и так берет на себя слишком много, выполняя мои приказы. Юношеская армия слушается только его. Я не уверен, что долго смогу их сдерживать. А что обо всем этом думает Содерини?
35 
