АННА НА ШЕЕ

Впервые — «Русские ведомости», 1895, № 292, 22 октября. Подзаголовок: (Рассказ). Подпись: Антон Чехов.

Вошло в издание А. Ф. Маркса.

Печатается по тексту: Чехов, т. IX, стр. 36–51.

Первая запись Чехова, относящаяся к «Анне на шее», внесена в записную книжку после заметок к рассказу «Убийство», среди которых две были сделаны по свежим впечатлениям М. П. Чехова, ездившего в октябре 1893 г. и в январе 1894 г. в Углич (см. примечания к рассказу «Убийство» ^* ). В этой записи отражена фабула рассказа, сложившаяся, очевидно, сразу же — от начала до конца: «Бедная девушка, гимназистка, имеющая 5 братьев-мальчиков, выходит за богатого чиновника, к‹ото›рый попрекает ее каждым куском хлеба, требует послушания, благодарности (осчастливил), издевается над ее родней. „Каждый ч‹елове›к должен иметь свои обязанности“. Она все терпит, боится противоречить, чтобы не впасть в прежнюю бедность. Приглашение на бал от начальника. На балу она производит фурор. Важный человек влюбляется в нее, делает любовницей [она обеспечена и теперь]. Когда она увидела, что начальство у нее заискивает, что мужу она нужна, то уже говорит дома мужу с презрением: — Подите вы прочь, болван!» (Зап. кн. I, стр. 47).

В рассказе Аня уже давно не гимназистка (ее воспоминания о директоре гимназии сопровождаются словами: «когда-то в детстве») и братьев у нее не пятеро, а двое. Следующая запись, на стр. 54, содержит почти дословную формулировку развязки со словами героини: «Подите прочь, болван!»

Название рассказа и каламбур его сиятельства о трех Аннах связаны с правилами ношения орденов. Всего существовало 4 ордена святой Анны. Орден Анны второй степени, который получил Модест Алексеич, носился в виде креста на шее (см.: А. Лобачевский. Памятная книжка о ношении орденов, медалей и других знаков отличия. СПб., 1886).

15 октября 1895 г. Чехов послал рассказ редактору «Русских ведомостей» В. М. Соболевскому. «Мне хотелось бы прочесть его в корректуре, — писал он. — Пошлите моей сестре корректуру, которую я прочту в четверг вечером, а в пятницу утром пошлю обратно». Соболевский послал Чехову два экземпляра корректуры — один 18 октября, в среду, и другой 19-го, в четверг, как просил Чехов, через Марию Павловну. При этом он писал: «Пожалуйста, верните не позже субботы, так как в воскресенье я непременно хочу напечатать рассказ. Если не будут получены обратно просмотренные Вами гранки, я помещу без этого просмотра, так как читая рукопись, не нашел в ней ничего такого, что могло бы потребовать со стороны автора существенных изменений. Вещь превосходная!» (ГБЛ). Очевидно, Чехов послал корректуру, как обещал, в пятницу утром, т. е. 20 октября.

При подготовке рассказа для издания А. Ф. Маркса Чехов снял подзаголовок, разделил текст на две главы и внес много исправлений и дополнений. Героиня в окончательном тексте — более активная натура. Среди деталей, характеризующих ее, введены новые — уменье «мыть в бензине перчатки, брать напрокат bijoux», «приходить, когда нужно, в восторг, глядеть печально и загадочно» и т. д. Резче намечен переход от безысходного отчаяния героини к эгоистической радости. Отчуждение Ани от семьи, ради которой она, казалось, вышла замуж, происходит раньше, на балу; здесь добавлены строки о том, что ей было стыдно своего отца (см. стр. 171).

В окончательном тексте повествование еще более, чем в газетной публикации, выдержано «в духе» героини. Введено описание дворянского собрания с точки зрения героини (снующие лакеи, запах светильного газа и т. д.). Об успехе Ани у мужчин повествователь говорит теперь так, как будто это ее мысли: «это было ясно, да иначе и быть не могло». Увеличено число восклицательных фраз, передающих отношение героини к происходящему (типа: «Ах, как хорошо!») — в газетном тексте была только одна такая фраза: «Какой стыд!» В повествовании сильнее чувствуются и лексические, и интонационные особенности речи героини.

Более резкие очертания приняли также характеры Модеста Алексеича и «его сиятельства». Вставлены детали, придающие этим образам сатирический характер. О Модесте Алексеиче: громкое храпение во сне; «жирные, дрожащие как желе щеки»; повторение его слов о том, что «выше всего на свете он ставит религию и нравственность» (в газетном тексте это было сказано лишь один раз); обыкновение делать ревизию в комоде у Ани — «все ли вещи целы». О его сиятельстве: манера слащаво улыбаться и жевать губами, «что делал он всегда, когда видел хорошеньких женщин» (введено в текст дважды).

  170