Последние отзывы

  66  

— Вы — еретичка и, если будете упорствовать в своем заблуждении, будете осуждены по закону.

Ее голос прозвенел на всю ратушу — удивительно, как в таком хрупком теле родился такой громкий звук.

— Я не еретичка, и нет такого Божьего закона, по которому я заслуживала бы смерти. Я не отрекусь от веры, которую исповедую, милорды, ибо знаю, что она истинна.

Райотесли спросил:

— Значит, вы отрицаете, что причастие — это плоть и кровь Христа?

— Да, отрицаю. То, что вы называете плотью Христа, — на самом деле всего лишь хлеб. Сын Бога, рожденный Девой Марией, сейчас на Небесах. Он не может быть куском хлеба, который, пролежав несколько недель, плесневеет и портится. Как же он может быть божественной плотью?

— Вы здесь не для того, чтобы задавать вопросы, мадам, — сказал Райотесли, — а чтобы отвечать на те, которые мы перед вами поставим.

— Я читала, — произнесла Анна, — что Бог создал человека, но о том, что человек может создать Бога, не написано ни в одной книге, А если вы говорите, что кровь и плоть Бога превращается в хлеб, потому что человек освятил его, значит, вы утверждаете, что человек может сотворить Бога.

— Значит, вы упорствуете в своей ереси? — спросил лорд-мэр.

— Я упорствую в том, что считаю истинным, — ответила Анна.

— Вы сами себя приговорили к смерти, — было сказано ей.

— Я говорю только то, что считаю правдой.

— Мне кажется, — произнес Гардинер, — нам следует прислать к вам священника, чтобы вы признались ему в своих ошибках.

— Я признаю свои ошибки только перед Босом, — гордо заявила Анна. — Я уверена, что Он благосклонно выслушает меня.

— Вы не оставляете нам другого выбора, как только приговорить вас к сожжению.

— Я никогда не слышала, чтобы Христос или кто-нибудь из его апостолов приговорил кого-нибудь к смерти.

Судьи зашептались — они чувствовали себя не и своей тарелке. С этими мучениками всегда так — они выводят из себя других, а сами остаются спокойными. Если бы она выказала хоть какие-нибудь признаки страха! Если бы они могли опровергнуть ее аргументы!

— Вы похожи на попугая! — сердито закричал па нее Гардинер. — Повторяете... повторяете... повторяете то, что вычитали в книгах. Райотесли сузил глаза. Он думал: «Как 6ы мне хотелось увидеть в этих глазах страх, как бы мне хотелось, чтобы эти гордые губы молили о пощаде».

Анна произнесла громким, ясным голосом:

— Бог — это дух. Ему будут поклоняться духе и в истине.

— Итак, вы отрицаете присутствие Христа причастии?

— Да. Иисус сказал: «Смотрите, чтобы никто не мог вас обмануть. Ибо многие придут под Моим именем и будут говорить, — я Христос, и обманут многих». Хлеб причастия — это всего лишь хлеб, и, когда вы говорите, что это плоть Христа, вы обманываете самих себя. Навуходоносор сделал для себя Богом золото и поклонялся ему. Вы похожи на него. Хлеб — это и есть хлеб...

— Молчать! — заорал Гардинер. — Вас привели сюда, женщина, чтобы вы защищали свою жизнь, а не проповедовали ересь!

Судьи посовещались и, признав ее виновной, приговорили к смерти через сожжение на костре.

Анну отвезли назад в темницу Тауэра.

Умереть смертью мученицы!

Хватит ли у нее мужества? Она представляла как пламя охватывает ее тело, она чувствовала запах горящих дров, слышала их потрескивание. Сможет ли она вытерпеть невыносимую боль? Она видела себя окруженную пламенем, с крестом в руке. Сможет ли она вынести это с достоинством и стойкостью?

— О Боже, — молилась она. — Дай мне мужество. Помоги мне вынести боль, вспомнив о том, кик страдал Твой сын, Иисус Христос. Помоги мне, Боже, во имя Иисуса.

Она всю ночь простояла на коленях. Перед глазами проходили сцены из ее прошлого. Она видела себя в отцовском саду, где они с сестрой кормили павлинов; вот она замужем за мистером Каймом, вот она в его объятиях, с трудом терпя их; пот ее везут в лодке в тюрьму; вот она стоит перед судьями в ратуше.

Наконец, измученная долгим стоянием на коленях, она легла на пол камеры.

Но с наступлением утра она пришла в себя и подумала: «Как легко было раньше думать о смерти — когда я не знала, что умру очень скоро».

* * *

Во дворце обсуждали поведение Анны Эскью на допросе.

Как вызывающе она себя вела перед судьями! Ну и дура! Беспросветная дура!

— Это только начало, — шептались придворные.

Люди, читавшие запретные книги и интересовавшиеся новым учением, испугались, что могут лишиться жизни, и называли свое увлечение данью моде.

  66