— С чего бы это? — спросила леди Херберт, побледнев.
— Он сказал, что не видел стражника на обычном месте.
Леди Херберт нервно теребила пальцами драгоценности на своей шее.
— Это неспроста. Они что-то заподозрили.
Нэн упала на колени. Пообщавшись с Анной Эскью, она заражалась ее фанатизмом, ее стремлением обрести мученический венец.
— Миледи, если потребуется, я готова умереть за дело королевы и за ее веру.
Леди Херберт принялась ходить взад и вперед по комнате.
— Женщин не подвергают пыткам. Меня могут послать на костер, но поскольку я женщина, то меня задушат, чтобы я не чувствовала боли, когда загорится мое тело.
Леди Херберт поняла, что Нэн находится на грани истерики. Напряжение было слишком велико — его могли вынести только такие фанатики, как Анна Эскью. Надо прекратить эти опасные посещения Тауэра. Надо убедить королеву, чтобы она отказалась от них.
— Иди в свою комнату, — сказала она. — Я пришлю тебе успокоительное питье. Выпей его и задвинь полог кровати, а потом спи... спи, пока не проснешься освеженной.
Нэн сделала реверанс и отправилась в свою комнату.
Когда она проснулась, ее вчерашнее возбуждение прошло. Она снова стала самой собой. Она с ужасом вспоминала свои походы в Тауэр, и мученическая смерть уже не казалась ей такой прекрасной, как вчера. Смерть ужасна, и воспоминание о холодной мрачной громаде Тауэра только усиливало эту мысль.
* * *
Войдя в спальню королевы, леди Херберт закрыла дверь и прислонилась к ней.
— Мне страшно, — сказала она.
— Почему? — спросила королева.
— Сегодня она вернулась раньше обычного. Стражника не было на его месте.
— А почему его там не было?
— Потому что что-то случилось.
— Ты сегодня какая-то взвинченная, что с тобой?
— О, Кейт, что с тобой будет?
— Откуда я знаю? Разве мы можем это знать?
— Кейт, не посылай больше Нэн в Тауэр. Послушай моего совета, прекрати это опасное дело.
— Значит, ты предлагаешь оставить Анну одну, без помощи в этой ужасной тюрьме?
— Да, Кейт. Да.
— Но ты вспомни — ведь она пострадала из-за меня. Посадили в тюрьму ее, а на самом деле там должна была быть я. Моря ее голодом и холодом, они наносят удар по мне.
— Кейт, Кейт, будь осторожна. Это не игра, в которую мы любили играть в отцовском доме. Это жизнь, и тебе угрожает реальная опасность. Если бы ты знала, какие сны мне снятся, Кейт! О, какие ужасные сны!
— И мне тоже, — сказала королева.
— Тебе что, все равно — умрешь ты или останешься жить?
— Нет, не все равно, — ответила королева. — Я очень хочу жить. И она неожиданно бросилась к сестре и обняла ее.
«Что с нами со всеми будет? — спрашивала себя Анна Херберт. — И зачем только Анна Эскью появилась при дворе! Мы хотим жить, хотим покоя и счастья, а вместо этого своими неосторожными действиями насылаем на свои головы несчастья».
— Сестричка моя, — срывающимся голосом произнесла Анна. — Что же это с нами сталось?
— Жизнь взвалила на нас непосильную ношу, Анна. Так мне кажется временами. Я помню, какой была моя жизнь до замужества с королем... Я помню свой брак с лордом Латимером... Что меня тогда заботило? Что у нас будет на обед, надо собрать клубнику, пока она не перезрела, и ее не склевали птицы; до конца месяца надо уехать из Йоркшира, чтобы проветрить дом; нужно закончить покров для алтаря, который я вышивала для церкви. Вот что меня тогда занимало. А теперь? Как все изменилось! Теперь я думаю не о том, подойдет ли моему господину этот говяжий филей, а о том, сколько времени... сколько времени мне еще ходить в королевах? И скоро ли меня отвезут в Тауэр? И когда я поднимусь на эшафот? Бывают времена, когда я лежу в постели, натянутая как стрела, и мне кажется, как к моей шее прикасается лезвие топора. Я вздрагиваю и молю Бога спасти меня. Но в другие дни меня охватывает безразличие, я смеюсь про себя и говорю — пусть это случится сегодня. Мне все равно!
— Меня пугают истерические нотки в твоем голосе — наверное, ты потихоньку сходишь с ума. Я заметила их и у Нэн, когда она вернулась из Тауэра. Даже Сюррей и тот, по-видимому, слегка свихнулся, ибо его глаза лихорадочно блестели, когда он говорил королю такие вещи, от которых запросто можно лишиться головы. Этот человек ежечасно рискует своей жизнью. А ведь он любит жизнь. Но он так часто был на волосок от смерти, что не мог не почувствовать ее очарования.