очень нудно 
186 
— Похоже, что…
— Да, дело срочное, — кивнул Спек.
— Я другое имела в виду: похоже, что вы не оставляете мне выбора.
— Нет, вы могли бы отказаться, — вздохнул Спек.
— Но тогда мы потеряем ценного двойника, — подхватил Уоллис. — А также, вероятнее всего, и агента, которого пошлем ему на помощь.
Рассчитанная пауза — мужчины ждут, когда эта информация просочится в мозг, начнет давить на совесть Андреа.
— Гюнтер Шпигель, — спросила наконец она. — Он из наших?
Мужчины успокоились, давление ослабло.
— Нет, он просто профессор математики. Он обеспечит вам приглашение, только и всего.
— И что я должна буду сделать?
— Заранее не предскажешь. Придется думать на ходу, — сказал Спек.
— Как зовут перебежчика и буду ли я вовлечена также и в эту операцию?
— Вам своевременно сообщат имя перебежчика, и вы должны будете принять участие в операции.
— Кто будет мной руководить?
— Вы своевременно вступите в контакт.
— Как я узнаю свой контакт?
Спек кивнул Кардью и вместе с ним вышел из комнаты. Уоллис вырвал лист из блокнота и пристроил его на колене.
— Он задаст вам такой вопрос, — пояснил он, царапая что-то на листке.
Уоллис протянул ей записку. Записка гласила: «Где сидят три снежных барса?»
— А что вы ответите?
Она взяла ручку, написала: «Под можжевеловым кустом» [26] — и передала отзыв Уоллису.
— Я знал, что на тебя можно положиться, — похвалил он. Поджег бумагу, подержал ее над металлической урной, пока та почти не сгорела, и выбросил.
— А кличка у него есть?
Уоллис наклонился поближе и прямо в ухо Андреа шепнул:
— Снежный Барс.
Глава 35
15 января 1971 года, Восточный Берлин
Первый намек на то, что это будет отнюдь не дружеская беседа: один из сопровождающих предложил Снежному Барсу отдать ключи от машины. Так они и выехали на Карл-Маркс-аллее: впереди автомобиль Шнайдера с посторонним шофером за рулем, сзади — казенный автомобиль; майора усадили на заднее сиденье. Второй намек майор получил в тот момент, когда, не сворачивая по направлению к Министерству государственной безопасности, головная машина устремилась на север к Лихтенбергу, где располагался следственный изолятор Штази Хоэншёнхаузен. Во время войны там помещалась казенная кухня наци, подъезжали фургоны с мясом, а теперь доставлялось живое мясо для обработки в темных подвалах, прозванных «подводными лодками».
Имя Шнайдера внесли в регистрационный журнал, содержимое его карманов вместе с наручными часами было упаковано в конверт, который один из конвоиров забрал и унес вместе с пальто куда-то в дальнюю комнату по коридору. После этого майора завели в комнату, велели снять обувь и раздеться до трусов. Его одежда последовала за пальто в камеру хранения. Второй конвоир велел майору встать лицом к стене и раздвинуть ноги. Явился человек в белом халате и произвел личный досмотр: проверил волосы, уши, подмышки, гениталии, и — последнее унижение — смазанный вазелином, затянутый резиновой перчаткой палец проник в анус. Затем майора вывели в коридор и спустили в подвал. Закрылась герметичная дверь, и он попал в залитый невыносимо ярким светом и холодный, словно нижний круг ада, карцер. Звуки здесь раздавались тоже как в преисподней: кого-то с уханьем и кряканьем пытали, слышались вопли истязуемых — пронзительные, несмолкаемые вопли, которые, казалось, должны были разорвать глотку несчастного. Мебели в камере не было, цементный пол покрыт инеем. На несколько минут прожектор выключили и камера погрузилась в кромешную тьму. Затем вспыхнул белый и яркий, словно в хирургическом кабинете, свет. С полчаса майор терпел, а потом поступил, как (он слышал рассказы об этом) поступали все заключенные Хоэншёнхаузена: опустился на колени, уперся кулаками в пол и голову опустил на руки. Он погрузился в свои мысли, укрывшись от настоящего. Методы Штази были ему хорошо известны. Бить и пытать его не станут, с ним затеют долгую игру, медленный обряд психологического уничтожения. Постепенно ему удалось уйти и от этих мыслей, скрыться в той области души, где ничего не происходит, само физическое существование останавливается и замирает в бесчувствии, как летучая мышь средь бела дня.
Он услышал звук ключа в замке и поднялся на ноги, болезненно сощурившись от пронзительного света. Его снова отвели в ту комнату, где прежде обыскивали. Майор попросил закурить, но его как бы и не услышали. Усадили на стул и вышли, оставив дверь открытой. Он знал, что ему предстоит первое испытание на прочность, и ждал, приготовившись. Через несколько минут мимо распахнутой двери прошла его жена, за ней — обе дочери.
186 
