Король беспомощно посмотрел на свою дочь. Он пожелал тогда узнать, действительно ли ее образованием занимаются лучшие умы. Возможно, было глупо позволить ей остаться в Версале, в то время как за ее сестрами присматривали монахини, и вообще слишком часто потакать ее желаниям.
Когда Аделаида собиралась заманить англичан по одному в свою палатку и отрезать им головы, ей было двенадцать лет. Это случилось несколько лет назад, а сейчас Аделаида думала над тем, что значит для Анны-Генриетты приезд Чарльза-Эдварда.
Аделаида стояла перед сестрой в розовом платье, расшитом золотыми звездами.
– Что произойдет, когда он приедет в Версаль? – спросила Аделаида.
– Я не знаю, – ответила Анна-Генриетта.
– Интересно, а тебе позволят выйти за него?
– Я не знаю.
– Не думаю, что позволят, – пробормотала Аделаида.
Старшая принцесса покачала головой:
– Я пришла к выводу, что в любви мне не везет.
– Сначала Шатре, а теперь вот принц Чарльз-Эдвард. Да, сестра, тебе действительно не везет. Знаешь, что сделала бы я на твоем месте? Продала все мои драгоценности, да и чужие тоже, и ночью убежала вместе с ним из дворца и отправилась в Англию.
– И пригласила бы в свою постель всех великих полководцев, чтобы отрубить им головы? – с улыбкой спросила Анна-Генриетта.
– Ну, это лучше, чем остаться здесь и горевать, – защищалась Аделаида. – Вот что я тебе скажу, сестра. Даже если бы принц вернулся сюда наследником престола, папочка не разрешил бы тебе выйти за него.
– О… тогда все было бы совсем иначе. Кончились бы все неприятности.
Аделаида нахмурилась:
– Нет, Анна-Генриетта. Даже в этом случае папа не дал бы согласия на твой брак.
– Какую ерунду ты говоришь. Нам всем когда-нибудь придется выйти замуж. Луиза-Елизавета же вышла.
– И папочка до сих пор жалеет об этом.
– Это потому, что она не получила еще всех почестей, которые он для нее желал.
Аделаида покачала головой и с пониманием посмотрела на сестру.
– Нет, не в этом дело, – вдруг засмеялась она, – говорят, наша сестра очень красивая. И знаешь, папе очень нравится, когда все говорят о ее красоте. И он был в ярости, когда услышал о том скандале, в который была вовлечена наша сестра.
– Аделаида… Аделаида… что происходит у тебя в голове?
– Не надо на меня так смотреть. Я больше знаю о делах, чем ты. Я больше знаю о папочке. Я знаю о нем больше, чем кто-либо другой в мире. И я скажу тебе почему. Потому что я люблю его. Никто не любит его так, как я. Он самый красивый мужчина в мире. И я хочу выйти замуж только за него.
– Ты говоришь как ребенок, Аделаида.
– А ты… а ты, – закричала Аделаида, – ты думаешь так, как тебя учили думать. Почему бы родителям не любить своих детей больше всего на свете? Они принадлежат друг другу. Я люблю короля. Я никого не смогу полюбить так, как его. А он любит меня… и тебя, и Луизу-Елизавету. Вот почему он был так зол, когда услышал о ее романе с послом, месье де Вориалом.
– Конечно же он был зол. Отец очень переживал.
– Но гнев отца отличается от гнева матери. Ты разве не замечала?
– Аделаида, что за чушь в твоей голове? Аделаида вдруг стала высокомерной, полной достоинства, какой она могла становиться моментально и без предупреждения.
– Если ты не хочешь выслушать до конца, тогда не поступай так, как я тебе говорила. Я просто хочу сказать, что папочка никогда не даст согласие на твой брак с Чарльзом-Эдвардом… или кем бы то ни было. Не даст согласия и на мой брак.
С этими словами Аделаида кивнула и вышла из комнаты, преисполненная чувства собственного достоинства.
Они – Анна-Генриетта и Чарльз-Эдвард Стюарт – танцевали на балу, данном в Версале в его честь.
Он немного постарел, но был по-прежнему привлекательным. В темно-красном бархате и золотой парче, сверкая драгоценностями, принц больше походил на прибывшего с визитом властелина большой державы, чем на изгнанника.
На балу присутствовали несколько дворян из Шотландии, которые вели себя так, словно они были маленьким королевским двором Чарльза. Слуги принца были одеты в британскую королевскую ливрею, а на принце был орден Святого Георга.
Когда в танце их ладони соприкоснулись, Анна-Генриетта страдальчески посмотрела на принца. Он изменился, она знала это. Перед ней был уже не тот романтичный юноша, которого она полюбила в начале 1745 года. Он даже смотрел на нее по-другому.
– Я слышала, что мой отец предоставил в ваше распоряжение дом в Париже.