Последние отзывы

  102  

– Верите вы, Ваше Величество, или нет, это правда, – вздохнул посол. – Заговорщики бежали во Францию. Мне рассказал об этом сам Горинг. Он позволил Джермину спастись… Тот приехал, чтобы предупредить его и сказать, что заговор раскрыт, не зная, что Горинг – предатель. Джермин умолял его немедленно бежать. Горинг мог арестовать Джермина на месте, но, видимо, у него хватило совести не делать этого.

– И Джермин?.. – с беспокойством спросила я.

– Сейчас он в безопасности и находится на пути в Рим, – ответил посол.

– Благодарю Тебя, Господи! – я сложила руки, устремляя взор на распятие.

– Ваше Величество, вы знаете, что говорят о вас и о Джермине? – внезапно спросил посол.

– Я знаю, что нет таких грязных и лживых слухов, которых не распускали бы обо мне в этой стране, – гордо выпрямившись, ответила я.

– Люди считают Джермина вашим любовником, – не заботясь о приличиях, произнес посол. – Если вы сейчас решите бежать и присоединитесь к нему и другим заговорщикам, то предположения превратятся в полную уверенность.

– О, будь они прокляты! – воскликнула я. – Как они смеют?!

– Они смеют очень многое, – сурово проговорил Монтрой, – и я умоляю вас – не давайте им больше повода так думать! Некоторых ваших фрейлин допросили – и они рассказали о ночных беседах, которые вы вели с членами парламента.

– Я лишь хотела убедить их помочь графу Страффорду! – оправдываясь, воскликнула я.

– Поступки королевы, – назидательным тоном произнес французский посол, – которая в полночь встречается с разными мужчинами, могли быть истолкованы весьма превратно.

– Я никогда не слышала подобной чепухи! – Я начинала злиться, отчего все повышала и повышала голос. – Я всегда была преданной супругой и верной подданной короля!

– Нам это известно, Ваше Величество, и те, кто хорошо вас знает, не сомневаются в этом. Но королева не только должна быть безупречной; она обязана и выглядеть таковой, – изрек посол. – Ваше же поведение едва ли можно назвать благоразумным.

– Сейчас не время проявлять благоразумие! – в ярости возразила я. – Нужно действовать! О, почему все оборачивается против меня!

– Это неправда, – спокойно произнес де Монтрой. – Как посол вашего брата я нахожусь здесь для того, чтобы помогать вам, и лучшее, что я могу сделать, – это говорить вам правду.

Он добился своего. Я поняла, что должна остаться во дворце, по крайней мере – еще на некоторое время.

В тот же самый день пришли и другие вести. Они тоже стали следствием раскрытия заговора в армии. Страффорд был признан виновным – кроме всего прочего и в том, что пытался привести из Ирландии отряды, которые стали бы воевать против Англии.

Он был приговорен к смертной казни.

Я знаю: все осуждали Карла за то, что случилось потом; и еще я знаю, что у него не было другого выхода.

Что за ужасные были дни! Они стали началом нашего конца.

Король прибыл в Уайтхолл. Еще никогда не видела я мужа таким подавленным и несчастным. Он мог думать только о Страффорде. Карл любил этого человека, да и я была очень привязана к нему. Никто из нас не мог смириться с той участью, которая его ожидала.

– Он не должен умереть! – снова и снова повторял Карл. – Я обещал ему, что он не погибнет.

– Вы – король, – напомнила я мужу. – Вы можете отказаться подписать смертный приговор, и тогда никто не посмеет казнить Страффорда. Помните: вы все еще венценосец, хоть эти презренные пуритане и делают вид, что это не так.

– Да, – твердо проговорил король, – я не подпишу смертного приговора.

Лондон горел желанием увидеть, как голова Страффорда скатится с плеч. Почему простые люди так любят подобные зрелища? Может быть, потому, что те, кому они завидовали прежде, теперь могли завидовать им, поскольку эти жалкие безродные бедняки сохраняли хотя бы жизнь? Возможно. Но в любом случае толпа жаждала крови Страффорда.

Отовсюду до нас доходили самые разные слухи. В Лондоне вдруг заговорили о том, что французский флот захватил острова в проливе Ла-Манш. Чернь тут же принялась проклинать меня… и мою мать. Бедная матушка, какую же ошибку она совершила, решившись на приезд в Англию!

Та ночь в растревоженном слухами городе была одной из самых ужасных ночей в моей жизни. Крики и вопли толпы могли вогнать в дрожь даже самого храброго человека. Это был рев обезумевших людей, которые, подобно своре гончих псов, жаждали растерзать свою жертву. В этом их порыве не было никакого смысла, не было вообще ничего, кроме желания причинить боль тем, на кого они решили напасть.

  102