3 
— Что-то вы внезапно заинтересовались растениями, мисс Джессика, — заметил Джармэн.
Я искусно улыбнулась, дабы садовник не заподозрил мое желание покопаться в прошлом.
— Вы ведь работали в Оуклэнд Холле когда-то? — словно невзначай спросила я.
— Да… Хорошие были времена.
— Наверное, прекрасные?
— Какие лужайки! — с ностальгией заговорил он. — А трава какая! Лучшая в стране! И росла мгновенно. Отвернешься на минутку — и все кругом зелено.
— Подарок природы. Она щедра с растениями, как и с вами, — заметила я.
Садовник подозрительно посмотрел на меня, явно недоумевая, что малолетка имеет в виду.
— А почему вы уехали из Оуклэнд Холла? — поинтересовалась я.
— Последовал за вашей матушкой. Я человек преданный, — опираясь на лопату и задумчиво глядя вдаль, Джармэн с тоской вспоминал времена, когда природа еще не превратила его в бедняка. — Добрые старые деньки… Смешно, я никогда не думал, что они закончатся. И вдруг…
— Что вдруг?
— За мной послала хозяйка и сказала: «Джармэн, мы продали Холл и переезжаем в замок Дауэр». Некоторые слуги ждали этого, но только не я. Эта новость сразила меня наповал. Ваша матушка продолжила: «Если ты поедешь с нами, то будешь жить в отдельном доме и сможешь жениться». Вот так все и началось. А к концу года я уже стал отцом.
— Значит, разговоры были?
— Конечно. Когда что-нибудь случается, люди всегда болтают, что ожидали этого… Ходили слухи, что в семье увлекались азартными играми. Мистер Клейверинг любил рисковать и проиграл приличную сумму. Все было заложено и перезаложено… А это плохо не только для хозяев, но и для тех, кто на них работает.
— Похоже, люди понимали, что близится гроза…
, — Слуги знали, что денег не хватает, иногда жалованье не платили по два месяца. В некоторых семьях такое принято, но не у Клейверингов. Потом явился этот человек и забрал Холл. Он когда-то был шахтером, а потом сделал состояние. Где-то за границей.
— А почему вы не остались у него?
— Я всегда служил у дворян, мисс. Кроме того, мне предложили собственный дом.
У садовника было одиннадцать детей. Выходит, все это случилось лет двенадцать назад. По отпрыскам Джармэна можно делать любые подсчеты, проще запомнить их, чем то, что происходило в том или ином году.
— Все произошло до моего рождения, — продолжила я, чтобы мысли не увели садовника от интересовавшей меня темы.
— Именно так. Вы появились на свет через два года после переезда.
В тот момент двенадцать лет казались для меня целой жизнью. От Джармэна я узнала лишь одну стоящую подробность: всему виной карточные долги моего отца. Неудивительно, что мама относится к нему с таким презрением. Смысл ее едких замечаний стал для меня ясен.
Бедный папа большую часть времени проводил у себя в комнате, раскладывая пасьянсы. В такой игре нет партнера, которому можно проиграть и нужно заплатить. Во всяком случае, он оставался наедине с любимыми картами, хотя они и послужили причиной разорения семьи.
У миссис Кобб я не выяснила почти ничего нового. Как и мои родственники, она тоже знавала «лучшие времена», но последовала за хозяевами в Дауэр. Старуха не уставала рассказывать любому, развесившему уши, о многочисленных горничных, кухарках, дворецком и двух швейцарах.
Безусловно, служба в такой семье, как наша, считалась понижением, но это лучше, чем прислуживать нуворишам, «неимеющим ни о чем понятия», так говаривала миссис Кобб.
К отцу, посвятившему себя пасьянсам и прогулкам в одиночестве, во время которых он сгибался под тяжестью своей вины, с расспросами не подойдешь. Он почти не замечал меня. А когда взгляд папеньки падал на детскую фигурку, выражение лица становилось столь же кислым, как при маминых упреках и упоминаниях о непростительной слабости мужчины, принесшего несчастья всему роду и поставившего семью в столь унизительное положение.
Для меня отец почти не существовал. Трудно полюбить человека, который абсолютно не интересуется тобой. Я чувствовала лишь жалость, когда другие родственники, не переставая, корили его за былые грехи.
К маме совсем не подступишься. Помню, в детстве я часто пела в церкви:
— Любовь матери к младенцу, которого она носит в чреве, никогда не пройдет…
Я, конечно, не поняла, что такое «чрево», и обратилась к Мириам за разъяснениями. Она ввела меня в курс, откуда появляются дети. Но туманные намеки не успокоили, и я с горечью прокомментировала, что любовь моей мамочки, безусловно, не пройдет, ибо таковая никогда не существовала. Услышав эти слова, Мириам покраснела как рак и с негодованием заявила, что я — неблагодарный ребенок и должна быть счастлива, ибо воспитываюсь в таком хорошем доме. Но где уж понять девчонке, почему наш маленький замок, столь презираемый остальными, — «хороший дом» для меня. Может, все из-за того, что остальные знавали «лучшие времена», а я — нет?
3 
