Последние отзывы

  55  

С глазами, полными слез, шевалье спросил у матроса, помогавшего ему устанавливать гроб, кому принадлежит этот прелестный спаниель, столь любопытный и одновременно столь пугливый.

Матрос ответил, что это собака одного из пассажиров, и, вероятно, чтобы шевалье меньше придавал значения ее исчезновению, добавил, что она вчера вечером родила четырех великолепных щенков, но трех из них утопили в море, и, по всей видимости, именно страх, что и с четвертым тоже может что-нибудь случиться, помешал ей со всей пылкостью ответить на ласки шевалье.

«Впрочем, — заметил тот, покачав головой, — мне настойчиво советовали никому не отдавать свое сердце; собака хорошо сделала, что убежала, иначе я был бы вынужден ее прогнать».

Матрос расслышал эти слова шевалье, но поскольку он был человеком сдержанным и неболтливым, то, хотя и не понял их значения, не стал спрашивать объяснения у шевалье.

Вечером подул благоприятный ветер, и капитан решил выйти в море; подняли якорь и взяли курс на Вальпараисо, куда «Дофин» должен был доставить одного из своих пассажиров.

Шевалье не забыл, какие мучения доставила ему морская болезнь во время плавания из Гавра в Нью-Йорк и из Сан-Франциско на Таити; поэтому первое, что он сделал, когда почувствовал, как корпус корабля сотрясается под его ногами, так это лег на свою койку и препоручил заботу о себе своему матросу.

Это было весьма своевременным и нужным шагом: три дня, в течение которых шевалье не осмелился отважиться выйти на палубу, стояла превосходная погода, но после этого налетел шквал, и море было неспокойным целых две недели.

Все это время шевалье пролежал в каюте, еду ему подавали в постель, и каждый день он видел, как вслед за матросом в каюте появлялся спаниель, прекрасно знавший, какую выгоду сулит ему этот маневр: шевалье едва притрагивался к приносимым ему кушаньям, и они почти не тронутыми доставались собаке.

На восемнадцатый или девятнадцатый день, когда на море по-прежнему штормило и шевалье все так же оставался в своей постели, собака пришла как обычно, но на этот раз за ней следовал ее детеныш, который, неуверенно передвигая разъезжающиеся лапы, принялся бегать по палубе. Щенок, миниатюрная копия своей матери, был очарователен.

Несмотря на свою решимость ни к кому и ни к чему не привязываться сердцем, шевалье осыпал ласками маленького Блэка — так звали юного спаниеля, — угощая его мелкоколотым сахаром, который тот весь тщательно слизал с его руки вплоть до малейших пылинок сахарной пудры, застрявших в складках его ладони.

Раз десять в голову шевалье приходило спросить у матроса, не думает ли тот, что хозяин щенка собирается от него избавиться; но в эти минуты он вспоминал совет Думесниля: «Никому не отдавай своего сердца», — и тогда он отвергал эту идею подарить кому бы то ни было, пусть даже собаке, частицу своего сердца, которое должно было все целиком принадлежать его другу.

При любых других обстоятельствах Дьедонне утомило бы это долгое одиночество, и он сделал бы над собой некоторые усилия, даже рискуя увеличить свое недомогание.

Но не забывайте, в каюте он был не один. Рядом с ним находилась частица его самого, которую смерть так беспощадно вырвала у него, и он испытывал нечто вроде чувства удовлетворенного самолюбия, свойственного некоторым натурам с нежным сердцем, говоря себе, что его нежность будет неистощима, а слезы никогда не иссякнут.

Прошло еще четыре или пять дней, а море все еще продолжало волноваться; наконец однажды утром без какого-либо перехода корабль вдруг застыл неподвижно.

Дьедонне позвал своего матроса и поинтересовался у него, в чем причина этого затишья.

Матрос ответил, что они встали на рейде Вальпараисо, и если шевалье пожелает встать, то увидит побережье Чили и вход в эту долину, столь прекрасную, что она была названа Вальпараисо, что означает райская долина.

Шевалье заявил, что он поднимется с постели; но, поскольку Блэк и его мать находились в каюте, он прежде всего приступил к своей обычной раздаче: матери — хлеба и мяса, а щенку — сахара.

В самый разгар их пиршества пронзительный свист заставил вздрогнуть взрослого спаниеля, который, подняв голову, застыл в нерешительности.

Второй раздавшийся свисток, сопровождаемый именем Дианы, покончил со всеми колебаниями; несомненно призываемая своим хозяином, собака исчезла, а вместе с ней и щенок.

  55