72 
Жеаль ничего не мог поделать – свадьба была назначена заблаговременно, и неудачное совпадение тяготило его. Бофранк, как мог, утешал друга, встречавшего гостей у самого порога, делал вид, что хочет забыться и окунуться в мирские радости и нет для сего лучше места, чем дом Жеаля.
– Проходи же и садись, где тебе по нраву! – воскликнул Жеаль, но прежде представил ему свою суженую – хиреан Эвфемию. В подвенечном платье, счастливая и полная надежд, она выглядела свежей и прекрасной, о чем Бофранк не преминул ее известить.
– Вы так милы, – сказала в ответ Эвфемия. – Я буду рада видеть вас частым гостем в нашем доме; к тому же возлюбленный мой Проктор много рассказывал о вас, отзываясь в тонах самых превосходных.
Сохраняя уместную торжеству улыбку на лице, Бофранк пробрался за стол и занял кресло в непосредственной близости к винному бочонку, к коему намеревался изрядно приложиться. Странно, но кроткая и невинная улыбка Волтца Вейтля успокоила его, словно бы он твердо знал теперь, что Вейтль отправился в лучший край.
– Мысли ваши смутны, лик печален, но вот вино – не пропадать же ему, – произнес за спиной знакомый голос. Бофранк обернулся и, с немалым изумлением, узрел Альгиуса, толкователя сновидений. Жеаль пригласил и его, не известив о том Бофранка, – что ж, сюрприз старого друга удался. Отчего-то субкомиссару было чрезвычайно приятно видеть пройдоху-гадателя, о чем он тут же сообщил Альгиусу.
Меж тем гости расселись, коронный судья на правах старшего пожелал жениху с невестою счастливых и долгих лет совместной жизни, а квартет скрипачей заиграл нечто торжественное.
Трапеза нарушалась переменами блюд и тостами, средь которых преобладали нравоучительные, сдобренные цитатами из святого писания. Наконец сие надоело Альгиусу. Осушив очередной бокал вина, каковое он, кстати, нашел весьма недурным и воздал ему за то должное, толкователь восстал, привлекая к себе внимание.
– Я прочту несколько поучительных строк, которые невредно знать молодоженам. Сие беседа некоего графа и некоего же короля, чьих имен я не ведаю да и ведать не желаю, – объявил Альгиус и, взобравшись на стол, начал:
- – «Когда души не чают в муже?» —
- Король ответил графу так:
- «Муж глух, жена слепа к тому же,
- Тогда счастливым будет брак».
- Граф изумился: «Этих бед
- Не знаю, что на свете хуже;
- И в них же благо, а не вред?»
- Король сказал: «Не слышит муж
- Глухой, когда жена начнет
- Молоть обычнейшую чушь
- И мужа невзначай клянет
- В постели или за столом.
- Таков удел счастливых душ,
- Не омраченных здешним злом.
- И счастливы слепые жены:
- Им ревность лютая чужда,
- Пускай у них мужья-гулены;
- Но не увидит никогда
- Жена, куда ходил супруг;
- Для счастья, значит, нет препоны,
- И нет как нет сердечных мук».
Кто-то расхохотался, иные стали говорить, что нужно бы выкинуть отсюда зловредного шута, удумавшего потешаться над хозяевами. Однако Проктор Жеаль смеялся, равно как и его невеста, потому веселье пошло своим чередом.
Среди прочих разговоров преобладали рассказы о казни упыря, а также о волнениях, происшедших по ее завершении. Говорили, что грейсфрате Баффельт едва успел уехать с площади, а некоторых гардов изрядно поколотили, помост же разломали. Причиною называли чересчур скорую смерть упыря, и кто-то даже сказал, что палачу за нерадение присудили двадцать ударов палкою.
Гуляли дотемна, и Бофранк выпил преизрядно, танцевал с дамами, выслушивал потешные истории, что рассказывал старичок Эктор Жеаль, и, надо сказать, совсем забыл и о Шардене Клааке, и о Волтце Вейтле.
Проктор Жеаль с невестою удалились тем временем в свою опочивальню, оставив гостей веселиться. Прошло некоторое время, и громкая музыка, что наигрывали музыканты, была прервана чьим-то истошным воплем.
Танцующие застыли кто где был, инструменты смолкли. Глаза всех устремлены были на балкон, на коем стоял Проктор Жеаль в белой рубахе, сплошь перепачканной кровью.
– Она мертва! – возопил он, пал на колени и забился в рыданиях.
Я – художник, а вы – краски, коими я пользуюсь.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ,
в которой сбывается пророчество о трех розах, а Бофранк обнаруживает забытое письмо и решается искать Шардена Клоаке, но тот прежде находит субкомиссара
Среди первых, кто вбежал в опочивальню молодоженов, был и Бофранк. Жуткое зрелище открылось глазам гостей: невеста лежала поперек огромной кровати совершенно нагая; изорванные в клочья одежды ее валялись повсюду в беспорядке, а все тело было изорвано, словно бы дикий зверь терзал ее. Проктор Жеаль рыдал в объятиях своего отца, ибо отлучился всего лишь на минуту, чтобы позволить супруге разоблачиться без излишнего смущения… Когда же он вернулся, то обнаружил, что несчастная Эвфемия мертва, а мерзкий убийца, очевидно, бежал через окно, каковое и посейчас было распахнуто настежь.
72 
