— Вас особенно это заботит? — хмыкнула Эмма. — Что он пропал на голодный желудок?
— Вы не понимаете! — Оксана долбанула по столу кулаком. — До ужина никого не выписывают, только после. После завтрака, обеда и ужина. В десять, пятнадцать и двадцать один час! Ведь перед тем, как уехать, вы должны оплатить счета за междугородние разговоры, вернуть книги в библиотеку, и потом сдать номер горничной, чтобы она убедилась, что вы ничего оттуда не украли.
— Ну и что из всего рассказанного вами следует? — опять не поняла я.
— Он исчез, никого не поставив в известность! Просто испарился! Так не бывает!
— Решил смыться по-тихому, что в этом странного?
— Так не делают!
— Вас беспокоит то, что он не сдал номер горничной? — приподняла брови Эмма.
— Меня беспокоит, что он не сказал мне, что уезжает! — Оксана вновь шарахнула по столу кулаком. Если так пойдет, несчастное ДСП развалиться у нас на глазах. — Он собирался уехать день спустя. То есть двадцать второго. У него был билет на самолет. Я видела его! А он исчезает за день до этого. Куда он мог пойти вечером? Зачем?
— Мало ли… — туманно молвила я.
— Я знаю, на что вы намекаете, — вспыхнула Оксана. — Ираида сказала мне тоже самое! Дескать, загулял с какой-то местной красоткой…
— А вы это исключаете?
— Исключаю! — припечатала она. — Он любил меня!
О! вот мы и добрались до сути! Как я не догадалась раньше! Мужик покружился в вальсе курортного романа, по законам жанра наобещал дамочке бог знает чего, а потом свалил по-тихому, чтобы без претензий.
— Значит вот в чем дело? — хмыкнула я. — Поматросил и бросил?
— Да что вы понимаете! — Оксанины щеки заалели. — Он любил меня! По настоящему! И я его!
— Вот в этом мы нисколько не сомневаемся! — горячо заверила ее Эмма.
— И если хотите знать, я ездила в аэропорт! Двадцать второго числа я проводила Нижегородский самолет. Вася на нем не улетал.
— Поменял билет, — предположила я.
— Он не мог его поменять, — торжественно произнесла она. — Потому что у него не было денег.
— Не поняла, — призналась я.
— Чтобы поменять билет, надо сначала сдать старый, потом выкупить новый. За старый возвращают не всю стоимость, а удерживают процент, по этому новый билет стоит на порядок выше того, который вы сдали.
— У него не было пары сотен, чтобы покрыть разницу? — презрительно скривилась Эмма.
— У него кончились деньги за три дня до отъезда, — потупившись, пробормотала Оксана.
— Это вы его так потрясли? — хохотнула я.
— Я? Да вы что! Я даже в ресторане не позволяла за себя платить.
— Феминистка?
— Просто я знала о его материальных трудностях, — еще больше засмущалась Оксана.
— Какие материальные трудности могут быть у полковника? Насколько я знаю, зарплата у них приличная…
— Да вы что! Они получают копейки! Да и те у него жена отбирает! Курва!
Мое отношение к неизвестному Васе Галичу резко ухудшилось. Мало того, что бабник, врун, трус, так еще и сквалыга. Пожалеть на любовницу денег, это ж каким жлобом надо быть!
Эмма, судя по ее гадливому выражению лица, была от Васи тоже не в восторге, но разозлило ее совсем не то, что меня.
— Так он женат? — ахнула она сразу после слова «курва».
— Это формальность, — уверенно проговорила Оксана. — Они живут ради детей.
— Детям-то уже лет по двадцать, чего ради них жить?
— Они не окрепли разумом, — упрямо молвила она. — К тому же его жена тяжело больна.
Я мысленно расхохоталась. Никогда бы не подумала, что на такое еще клюют! Живу ради детей с больной женой — любимая сказочка женатиков, не желающих расставаться ни с супругой, ни с любовницей. Соньке сколько раз пытались это надуть в уши, да только она не такая легковерная, как наша новая соседка.
— Мы собирались пожениться, — нежно проворковала Оксана.
Я откровенно заскучала. Слушать ее бредни мне больше не хотелось. Я-то думала, что тут и правда какая-то загадка, а оказалось все предельно просто — очередную глупую бабу в очередной раз кинули. Так нам дурам и надо!
И тут Оксана достала из рукава свой главный козырь.
— До дома он, кстати, так и не доехал, — торжественно произнесла она.
— Откуда вы знаете?
— А вы разве не слышали, что его курва-жена подала в розыск? Уже и милиция приходила… — Она задумчиво откусила от лежащего на моей тарелке яблока. — Исчез он — это факт! Будто растворился. Причем, за пределы санатория, как теперь выяснилось, он в тот вечер не выходил.