Последние отзывы

  118  

— Читал лекции в теологических колледжах. Получал тысячи фунтов на поддержку епископской службы и местных храмов. И мог свободно вращаться в любых слоях общества.

— Бриллиант. Чистый воды бриллиант, — бросил Доминик не без иронии.

— И такой человек вдруг удовлетворил жизнью простого деревенского священника, — заметил Сент-Джеймс. — Уму непостижимо!

— Майкл думал точно так же. Ему ужасно не хотелось его терять, но он отпустил его. Это была просьба самого Сейджа. И он направился в Боскасл.

— Но почему?

Епископ вытер руки о полотенце и сложил его.

— Возможно, надеялся отдохнуть в деревне.

— Но почему такая внезапная перемена? Уйти в безвестность с влиятельного поста? Едва ли это можно считать нормальным. Даже для священнослужителя.

— Он ездил по индивидуальному туру в Дамаск незадолго до этого. И потерял там свою жену.

— Каким образом?

— Она погибла на море. Несчастный случай. С тех пор, по словам Майкла, Сейдж изменился до неузнаваемости. Смерть жены он воспринял как Божью кару за свои суетные интересы и решил жить по-другому.

Сент-Джеймс взглянул на Дебору, и они поняли друг друга. Согласно имеющейся у них информации, они полагали, что викарий не был женат. Видимо, Дебора вспомнила тот ноябрьский день, когда первый и единственный раз беседовала с этим человеком.

— Видимо, его стремление к успеху сменилось страстным желанием искупить свою вину, — сказал Сент-Джеймс епископу.

— Но последняя страсть оказалась менее удобной, чем первая. Он сменил девять мест.

— За какое время?

Епископ взглянул на своего секретаря:

— Примерно за десять-пятнадцать лет, да? Доминик кивнул.

— Без всякого успеха? Человек с его талантами?

— Как я уже сказал, страсть не всегда способствует работе. Он превратился в фаната, о чем мы уже упоминали, во многом проявлял нетерпимость, требовал регулярного посещения церкви и был ярым противником секуляризации. Он жил Нагорной Проповедью и хотел, чтобы его примеру следовали и его собратья по церкви, и прихожане. Он твердо верил: что бы ни случилось с человеком, на все воля Господа. Но с этим трудно смириться, когда становишься жертвой бессмысленной трагедии.

— Кстати, как и он сам.

— Он верил, что получил по заслугам.

— «Я был эгоистичен», сказал бы он. — Диакон произнес это, подражая интонации Сейджа. — «Меня волновала лишь моя собственная потребность в славе. Длань Господа направила меня. Вы можете пойти по моим стопам».

— К сожалению, какими бы верными ни казались его слова, они не служат рецептом успеха, — заметил епископ.

— А когда вы узнали о его смерти, вам не пришло в голову, что тут имеется связь?

— Именно поэтому я отправил на жюри Доминика.

— У этого человека были свои внутренние демоны, — произнес Доминик. — Он предпочел бороться с ними на публичном форуме. Искупить свои собственные мирские склонности он мог единственным путем — исправлять каждого на свой лад. Послужило ли это мотивом для его убийства? — Он захлопнул блокнот назначений епископа. Было ясно, что разговор подходит к концу. — Все зависит от реакции того, кого он поучал, как надо правильно жить.

— Саймон, это у меня всегда плохо получалось. Ты же знаешь. — Они наконец остановились в Даунеме, на другой стороне Пендлского леса и, оставив автомобиль возле почты, побрели по спускавшейся вниз тропинке. Обошли вокруг сожженный грозой дуб, от которого остались лишь ствол да несколько обрубков на месте суков, и вернулись к узкому каменному мосту, который только что переехали на машине. Серовато-зеленые склоны горы Пендл-Хилл возвышались вдали, с вершины свешивались вниз гигантские ледяные сосульки. Дебора и Саймон заметили на берегу зеленую лужайку, где речка делала изгиб и скрывалась за аккуратной линией коттеджей, и направились туда. Там у каменной стены виднелась источенная временем скамья, а на траве крякали штук двадцать диких уток, рылись на обочине дороги и гребли перепончатыми лапами по воде.

— Не волнуйся. Ведь ты не на экзамене. Вспомни то, что удастся. Остальное само придет.

— Ты до противного нетребовательный. Он улыбнулся:

— Я всегда считал это частью своего обаяния.

Утки поплелись к ним навстречу, рассчитывая получить корм. С кряканьем принялись обследовать их обувь, клюнули и отвергли ботинки Деборы и перешли к шнуркам Сент-Джеймса. Шнурки вызвали у них оживленный интерес, как и металлические пластинки сбоку. Однако, не обнаружив ни единой крошки хлеба, утки, распушив было перья, снова уложили их, видимо, в знак упрека, и с тех пор перестали демонстрировать разочарованное равнодушие к человеческому присутствию вообще.

  118