20 
— Я тебе верю, — тихо ответила Камилла.
— Скоро это станет известно многим, не мне одному. Они же не слепые, эти парни, они быстро во всем разберутся, что бы там ни думала толстуха. И очень скоро они обо всем узнают. Узнают о том, что имеют дело с необычным существом, какого они никогда не видели. Камилла, ты понимаешь, к чему я веду? Ты понимаешь, насколько серьезна опасность? Для них это нечто выходящее за пределы нормы. Они же испугаются. И потеряют голову. Станут поклоняться идолам и предавать огню несогласных. Если сейчас толстуха Сюзанна распустит слухи, парни схватят Массара и вспорют ему брюхо от шеи до самых яиц.
Камилла покачала головой, напряженно размышляя. Никогда еще Лоуренс не произносил столько слов сразу. Он по-прежнему обнимал ее, словно желая защитить. Камилла чувствовала его горячие ладони на своей спине.
— Вот почему нужно непременно найти этого зверя, мертвым или живым. Если они его найдут, он будет мертвым, если я — живым. И с этого момента нам лучше помалкивать.
— А что делать с Сюзанной?
— Съездим к ней завтра, скажем, чтобы поменьше трепалась.
— Она не любит, когда ей приказывают.
— Но она любит меня.
— Она уже могла рассказать кому-нибудь, кроме тебя.
— Не думаю. Вряд ли.
— Почему?
— Потому что она считает всех жителей Сен-Виктора круглыми идиотами. А меня нет, потому что я иностранец. Кроме того, она разговорилась об этом со мной, потому что я разбираюсь в волках.
— Почему же ты ни словом не обмолвился в среду вечером, когда мы вернулись из Экара?
— Я надеялся, что во время облавы животное обнаружат и тогда все само собой забудется. Не хотел понапрасну тебя расстраивать, ты ведь любишь толстуху.
Камилла снова покачала головой.
— Она сумасшедшая, твоя Сюзанна, — прошептал ей на ухо Лоуренс.
— Я ее все равно очень люблю.
— Знаю.
IX
На следующее утро в половине восьмого Лоуренс завел мотоцикл, и они тронулись в путь. Еще толком не проснувшаяся Камилла села сзади, и они не спеша проехали два километра до Экара. Одной рукой Камилла крепко обнимала Лоуренса, а в другой держала пустую банку из-под винограда в водке. Сюзанна давала виноград только в обмен на пустую банку.
Лоуренс повернул налево, выехав на каменистую дорогу, ведущую прямо к дому.
— Смотри, полицейские! — крикнула Камилла, тряся Лоуренса за плечо.
Лоуренс знаком показал, что тоже их заметил, заглушил мотор и слез с мотоцикла. Сняв шлемы, они с Камиллой увидели тот же голубой автомобиль «универсал», что стоял у овчарни, как два дня назад, и тех же двух полицейских, среднего роста и совсем низенького, которые бегали от дома к машине и обратно.
— God, — только и вымолвил Лоуренс.
— Вот черт, опять беда с овцами, — с досадой произнесла Камилла.
— Bullshit. Теперь толстуху не утихомирить.
— Сюзанну.
— Сюзанну.
— Лучше бы это случилось где-нибудь еще.
— Волк сам выбирает. Случай тут ни при чем, — сказал Лоуренс.
— Он выбирает?
— Несомненно. Ходит на разведку, пока не отыщет то, что ему нужно. Овчарня легко доступна, стоит на отшибе, собак держат на привязи. Вот он и возвращается. И еще не раз вернется. Если сюда повадится, его будет проще поймать.
Лоуренс положил шлем и перчатки на сиденье мотоцикла.
— Пойдем, — позвал он Камиллу, — надо взглянуть на раны. Интересно, они такие же или другие?
Лоуренс встряхнулся, как просыпающийся зверь, — так он всегда делал, когда возникали какие-нибудь трудности. Камилла сжала кулаки и сунула их в карманы брюк. Тропинка пахла тимьяном и базиликом — и кровью, подумала про себя Камилла. А Лоуренс считал, что здесь всегда пахнет овечьей грязной шерстью и мочой.
Они пожали руку жандарму среднего роста: вид у него был растерянный и крайне удрученный.
— Можно я осмотрю повреждения? — спросил Лоуренс.
Жандарм пожал плечами.
— Ни к чему нельзя прикасаться, — произнес он заученно, словно робот. — Ни к чему нельзя прикасаться.
Тут он устало махнул рукой, позволяя им войти.
— Вы там поосторожнее, зрелище ужасное, — предупредил он. — Просто ужасное.
— Да уж, не из приятных, — согласился Лоуренс.
— А вы что, за виноградом приехали? — осведомился жандарм, заметив пустую банку.
— Да, за виноградом, но не только, — ответила Камилла.
— Неудачный день выбрали, очень неудачный день.
20 
