99 
— Перестань, тебе ведь наплевать на нее.
— Ну, не совсем.
— Ведь ты не едешь из-за траппера?
Адамберг улыбнулся:
— В фургоне только четыре кровати. А нас пятеро.
— Да, один лишний.
— Вот именно.
Солиман, насупившись, плюхнулся на кровать.
— Ты делаешь вид, будто хочешь держаться подальше. Но я-то знаю, это только для отвода глаз, — укоризненно заметил он. — Едва траппер исчезнет из виду, как ты тут же займешь его место. Я знаю, что ты затеял. Я уже давно все понял.
Адамберг не ответил.
— И я спрашиваю себя: разве это честно? — продолжал Солиман, сделав над собой усилие и подняв глаза к потолку. — И еще я себя спрашиваю: разве это правильно?
— Правильно по отношению к чему, Соль?
Солиман на секунду задумался.
— Правильно ли это по отношению к правилам, — наконец твердо произнес он.
— А мне казалось, тебе плевать на правила.
— Вообще-то это верно, — признался Солиман, немного растерявшись.
— И в чем же тогда дело?
— Все равно. Ты стреляешь трапперу в спину.
— Но мы с ним всегда лицом к лицу. И потом, он не тихоня какой-нибудь.
Солиман недовольно тряхнул головой.
— Ты роешь обводной канал, забираешь себе всю воду из реки и тайком пробираешься в постель к Камилле, занимая место траппера. Это же обман.
— Все совсем наоборот, Соль. Все любовники Камиллы, — а мы ведь с тобой с самого начала говорили о Камилле, и только о ней, не так ли? — так вот, все любовники Камиллы черпали из моей реки, а все мои подруги всегда берут воду из реки Камиллы. У истока — только она и я. Ниже по течению народу куда больше, иногда даже слишком много. Оттого-то вода в устье всегда мутнее, чем в верховье.
— Вот оно что, — пробормотал Солиман в полном замешательстве.
— Я хотел тебе объяснить попроще, — сказал Адамберг.
— Так что, получается, сейчас ты пытаешься вернуться к истоку? — помедлив, спросил Солиман.
Адамберг кивнул.
— Значит, если бы я преодолел эти чертовы последние метры и заполучил бы ее, то тоже оказался бы в низовьях вашей дурацкой гидрологической системы? — продолжал юноша.
— Да, примерно так, — подтвердил Адамберг.
— А Камилла это понимает или это только твои фантазии?
— Она это знает.
— А траппер? Он тоже в курсе?
— Думаю, он пытается разобраться.
— Тем не менее сегодня вечером тебя ждет Полуночник. Он и так уже совсем измучился со своей ногой на тазике. Он тебя ждет. Честно говоря, он строго-настрого мне приказал тебя привезти.
— Ладно, это другое дело, — согласился Адамберг. — Ты на чем приехал?
— На мопеде. Тебе нужно только держаться за меня левой рукой.
Адамберг аккуратно свернул в трубочку документы, засунул их в карман пиджака.
— Ты что, все это с собой берешь? — ужаснулся Солиман.
— Иногда идеи проникают ко мне в голову через кожу. Хочу все иметь при себе.
— Ты на что-то еще надеешься?
Адамберг состроил недовольную гримасу и с трудом надел пиджак, изрядно потяжелевший от бумаг.
— У тебя уже есть идея? — не отставал Солиман.
— Где-то в подсознании.
— То есть?
— То есть я еще не могу ее сформулировать. Она пока на границе поля зрения.
— Не очень-то удобно.
— Не очень.
Все напряженно молчали, только Солиман рассказывал свои африканские истории, уже третью подряд, стараясь утопить в потоке слов неприятное ощущение от тяжелых взглядов, которыми обменивались Камилла с Адамбергом, Адамберг с Лоуренсом, Лоуренс с Камиллой. Комиссар порой поднимал глаза на Лоуренса, и во взгляде его сквозило мучительное сомнение. Все, он сдается, решил Солиман. Он решил бросить свою реку. Адамберг опустил голову под неприязненным взором канадца и стал рассматривать тарелку, словно его внезапно заинтересовали узоры на фаянсе. Солиман продолжал рассказывать историю про сложные взаимоотношения мстительного паука и пугливой птички, не зная, как из этого выпутаться, потому что он никак не мог придумать конец.
— Когда болотный бог увидел, что птенцы лежат на земле, — произнес Солиман, — он страшно разгневался и пошел искать сына паука Момбо. «Я знаю, это ты, сын Момбо, перегрыз своими мерзкими челюстями ветки дерева, — грозно промолвил он. — Отныне ты больше не сможешь грызть древесину, зато из твоего зада будут тянуться длинные нити. И с помощью этих нитей день за днем ты будешь связывать ветки и оставишь в покое птиц и их гнезда». — «Ни черта!» — прорычал сын Момбо…
99 
