96 
Стоял конец сентября, но было очень холодно, ночью выпал снег, и его тонкое белое покрывало под ногами толпы превращалось в жидкую грязь. Однако, несмотря на холод, ни один человек не ушел с площади.
Настроение Натаниэля едва ли можно было назвать радостным. Он не хотел приходить сюда и вместе с тем не мог не прийти. Много лет он ненавидел отца и брата, а сейчас чувствовал внутри лишь пустоту.
– Ты уверен, что хочешь остаться здесь? – спросила Александра.
Натаниэль кивнул.
– Ты можешь идти, любимая. Я бы не хотел, чтобы ты смотрела...
– Мы останемся здесь вместе, – сказала Александра.
Натаниэль чувствовал, как ее любовь обволакивает его, поддерживает, словно рука друга. Как он восхищался красотой и внутренней силой этой женщины! Он любил Александру с такой яростью, что не узнавал себя.
– Он заслужил виселицу, – сказала стоящая рядом с ними полная крестьянка своей соседке. – Если бы это был кто-нибудь из наших, они бы повесили его даже не раздумывая.
– Но зачем он это делал? – вмешался в их разговор мужчина. – Ему ведь не нужны были деньги.
Натаниэль провел много ночей, раздумывая о том же самом, но так и не нашел ответа.
Оглядывая толпу, он наткнулся взглядом на леди Анну. Она стояла у виселицы и отчаянно рыдала. В конце концов через толпу пробились двое слуг и увели ее назад к карете.
Александра положила руку ему на плечо.
– Ты не виноват в этом, – тихо сказала она. Натаниэль, стиснув зубы, кивнул.
Герцог Грейстоун мерил шагами небольшую камеру. Еще совсем недавно он не мог даже вообразить себе отчаяние, которое испытывал сейчас. Всю свою жизнь он получал то, что хотел, нарушая любые правила, если это было ему нужно. А сейчас со всеми своими деньгами и могуществом он не мог спасти сына – единственного человека, которого он по-настоящему любил.
– Просто скажи мне – зачем. Зачем ты это сделал? – спросил он.
Маркиз сидел в углу камеры, опустив голову. Когда он наконец поднял взгляд на отца, в его глазах мелькнуло раздражение.
– Так ты ничего не понял? Ты предоставил мне возможность осуществлять полный контроль над своей компанией «Грейстоун шиппинг», предполагая, что я смогу управлять ею так же умело, как и ты. Но у меня не хватало сил, – с горечью говорил маркиз, – а я хотел, чтобы ты гордился мной. Можешь ли ты в это поверить? Ты был настолько равнодушен к моей матери, что заразил ее сифилисом, который подхватил у шлюх...
Герцог не раздумывая дал сыну пощечину.
– Как ты смеешь...
– Что? Бросать тебе правду в лицо? – Джейк коснулся щеки, на которой расплылось красное пятно. – Натаниэль мне все сказал. Я ухаживал за тобой два года назад, когда ты болел, и все это время моя мать угасала одна в Шотландии. Вот каким послушным сыном я был. Неужели ты станешь все отрицать?
Герцогу почудились нотки надежды в словах сына. Мгновение он раздумывал, не сказать ли ему то, что он хочет услышать.
Но он знал, что у Джейка открылись глаза. Он уже не мог игнорировать постоянное ухудшение здоровья матери, так же как делать вид, что не знает, откуда герцог получил эту болезнь.
Натаниэль отомстил ему...
– Не думаю, что ты сможешь понять меня, – сказал он в конце концов.
Лицо маркиза искривила гримаса.
– Здесь нечего понимать, кроме твоего эгоизма. – Он рассмеялся, и этот холодный неживой звук отозвался эхом от стен камеры. – Мне казалось, что, если я доведу «Грейстоун шиппинг» до того величия, которое у нее когда-то было, ты признаешь во мне сына, достойного нашей семьи. Монтегю посоветовал, как это сделать, а ты сам дал мне карты в руки, направив туркам корабль с продуктами и вещами. Мы продали их, а на вырученные деньги купили ружья, на которых планировали получить большую прибыль.
Слова Джейка, словно ножи, вонзались герцогу в душу. Виноват в этом был Натаниэль и, как ни иронично это выглядит, его собственный патриотизм. Если бы он не решил послать бедным туркам помощь...
Герцог закрыл глаза, пытаясь выбросить из памяти слова сына. Смертный приговор был вынесен через месяц после ареста, но прошло три воскресенья, прежде чем приговор решили привести в исполнение. И каждый день был агонией для них обоих. Но не такой, как сейчас. Пока он думал, что Джейк уважает его, он мог считать себя любящим безгрешным отцом и частично даже подыгрывал этому.
– Разве я не дал тебе все, что тебе хотелось? – спросил герцог, прерывая тяжелое молчание.
Маркиз усмехнулся:
96 
