41 
— А какая у вас палу, какая газель! Есть и первосортная водяная антилопа. Ваш леопард не хуже, чем у Карла. Но Карл заткнет вас за пояс там, где все зависит от удачи, потому что он счастливчик, ему поразительно везет. А между тем этот славный малый в последнее время даже аппетит потерял.
— Вы знаете, как хорошо я к нему отношусь. Не хуже, чем к другим. Но хотелось бы, чтобы он был повеселее. Что это за охота, если принимать все так близко к сердцу!
— Имейте терпение. Он подстрелит куду на следующей стоянке и будет наверху блаженства.
— Я просто несносный ворчун, — сказал я.
— Разумеется, — подтвердил Старик. — А не выпить ли нам?
— Пожалуй.
Из палатки вышел Карл, уже спокойный, приветливый и кроткий, как всегда.
— Поскорей бы добраться до новых мест, — сказал он.
— Да, это будет чудесно.
— Расскажите об этих местах, мистер Филипс, — обратился Карл к Старику.
— Я там не бывал. Но, говорят, там очень приятно охотиться. Антилопы пасутся на открытых местах. Один старый голландец меня уверял, что в тех краях попадаются замечательные экземпляры.
— Надеюсь, вам достанется зверь с рогами дюймов в шестьдесят, — сказал Карл, обращаясь ко мне.
— Это вам он достанется.
— Нет, — возразил Карл. — Не смейтесь надо мной. Я буду доволен, если убью хоть какого-нибудь.
— Думаю, что вы застрелите доброго самца, — заметил Старик.
— Не смейтесь, — повторил Карл. — Мне и так везло все время. Я буду доволен любым куду, хотя бы самым плохоньким.
Он, конечно, читал наши мысли, но по доброте своей мог все понять и простить.
— Славный вы человечище, Карл, — сказал я, воодушевленный виски, нашим взаимопониманием и добрыми чувствами.
— Замечательная у нас жизнь здесь, правда? — воскликнул Карл. — А где же милая Мама?
— Здесь, — отозвалась Мама из темного уголка. — Я ведь тихонькая, вы знаете.
— Ей-богу, это верно, — согласился Старик. — Однако вы умеете живо приструнить своего муженька, когда он разойдется.
— За это и любят женщин во всем мире, — заявила Мама. — Скажите мне еще какой-нибудь комплимент, мистер Джексон.
— Ну, например, вот: вы отважны, как маленький терьер. — (Старик, как и я, в тот вечер, кажется, выпил лишнего.)
— Как это мило! — Мама откинулась в кресле, обхватив руками колени. Подняв глаза, я увидел в свете костра ее голубую фланелевую пижаму и блики огня на черных волосах. — Люблю, когда вы сравниваете меня с терьером. В такие минуты я уверена, что разговоры о войне не заставят себя ждать. А кстати, кто-нибудь из вас был на войне?
— Я-то не был, — отозвался Старик. — А был там ваш муж, самый отчаянный храбрец на свете, блестящий охотник и гениальный следопыт.
— Теперь, когда он пьян, мы наконец слышим истинную правду, — заметил я.
— Давайте ужинать, — сказала Мама. — Я умираю с голоду.
Чуть свет наша машина выбралась на дорогу, миновала деревню, проехала через густой кустарник и очутилась на краю равнины; солнце еще не успело рассеять туман, а далеко впереди паслась антилопа, огромная и серая в слабом утреннем свете. Мы остановили машину около кустов, присели на землю и в бинокль увидели еще ближе к нам целое стадо конгони и среди них единственного сернобыка, похожего на откормленного масайского осла с темной шерстью и великолепными черными, откинутыми назад рогами, которые показывались над травой всякий раз, как он поднимал голову.
— Хотите попытать счастья? — спросил я у Карла.
— Нет. Лучше вы.
Я знал, что он терпеть не может подкрадываться и стрелять на глазах у других, и поэтому согласился. Меня на это толкал и эгоизм, чуждый Карлу. К тому же у нас давно кончилось свежее мясо.
Я зашагал по дороге, не глядя на зверей, притворяясь равнодушным, и закинул винтовку за левое плечо, чтобы они не могли ее видеть. Они, казалось, не обратили на меня внимания и продолжали пастись. Но я знал, что стоит мне сделать шаг в их сторону, как они бросятся бежать. Поэтому, заметив краешком глаза, что сернобык опустил голову и снова принялся щипать траву, я решил, что пора стрелять, сел на землю, пропустил руку через ремень и, как только сернобык встрепенулся и прянул в сторону, прицелился ему в загривок и спустил курок. Обычно охотник не слышит выстрела, но я слышал, как ударила пуля, и в то же мгновение сернобык кинулся вправо, и вся равнина, озаренная восходящим солнцем, сразу ожила: точно игрушечные лошадки, поскакали галопом длинноногие, смешные конгони; раскачиваясь на бегу, помчалась антилопа и второй сернобык, которого я раньше не видел. Среди всего этого движения и переполоха выделялся мой сернобык, который трусил мелкой рысцой, высоко задрав рога. Я встал, чтобы свалить его на бегу — в прорези прицела он казался совсем крошечным, — прицелился в шею, спустил курок, и сернобык упал, дрыгая ногами, раньше чем я услышал треск пули, раздробившей кость. Вторым, еще более удачным выстрелом я с очень далекого расстояния перебил ему заднюю ногу.
41 
