очень нудно 
26 
"СЕРЕДИНА ВОСЕМНАДЦАТОГО ВЕКА
ГОБЕЛЕНЫ ВЫТКАНЫ НА ФАБРИКЕ «ГОБЕЛЕН»
ПРЕДПОЛОЖИТЕЛЬНО ПРИНАДЛЕЖАЛО МАДАМ ДЕ ПОМПАДУР
КОМПЛЕКТ ИЗ ДВЕНАДЦАТИ СТУЛЬЕВ И ДВУХ ДИВАНОВ».
– Бог ты мой! – выдохнула Хьюстон, выпустив из рук чехол.
У стены стоял свернутый ковер. Этикетка гласила:
"КОНЕЦ СЕМНАДЦАТОГО ВЕКА
СДЕЛАНО НА ФАБРИКЕ «САВОНРИ» ДЛЯ ЛУИ XIV».
На одном из деревянных ящиков, в котором находились, очевидно, картины, было просто написано: «Гейнсборо». За ним стоял еще один, с надписью «Рейнолдс».
Хьюстон медленно сняла гобелен со стульев мадам де Помпадур, взяла верхний стул и села. Ей нужно было время, чтобы собраться с мыслями. Осматриваясь, она заметила выглядывающие из чехлов золотые ножки и поняла, что вся собранная здесь мебель, так же как и предметы искусства, представляет из себя музейную ценность. Она рассеянно сняла еще один чехол. Под ним оказалась люстра, сверкающая так, будто была сделана из бриллиантов. На этикетке стояло: 1780 год.
Она все еще сидела, ошеломленная перспективой проводить каждый день в окружении таких сокровищ, как вдруг услышала шум подъезжающего экипажа.
– Мистер Бэгли! – встрепенулась она, бегом спустилась по лестнице и успела оказаться у парадной двери как раз в тот момент, когда мистер Бэгли и его помощник выходили из экипажа.
– Доброе утро, Блейр-Хьюстон, – сказал он. Мистер Бэгли отличался невероятной худосочностью и бледностью, что не мешало ему, однако, быть настоящим тираном. Все относились к нему с большим уважением, потому что он был первым портным в Чандлере.
– Доброе утро, – ответила Хьюстон. – Проходите, пожалуйста. Не знаю, в курсе ли вы, мистер Бэгли, но мы с мистером Таггертом собираемся пожениться через две недели, и ему нужно составить гардероб. А к завтрашнему приему ему необходим шерстяной костюм: пиджак на трех пуговицах, серые брюки и кашемировый жилет. Этого достаточно. Как вы думаете, он будет готов завтра к двум часам?
– Не знаю. У меня есть и другие клиенты.
– Уверена, что они находятся в лучшем положении, чем мистер Таггерт, и могли бы подождать. Наймите столько швей, сколько понадобится. Все будет оплачено.
– Хорошо, я постараюсь. А сейчас, чем быстрее я сниму мерки с мистера Таггерта, тем быстрее можно будет приступить к костюму.
– Думаю, он в спальне.
Мистер Бэгли посмотрел на нее тяжелым взглядом.
– Блейр-Хьюстон, я знаю вас с детства, я согласился отложить все дела, чтобы выполнить для вас эту работу, приехать сюда рано утром, чтобы снять мерки с вашего жениха, но я не собираюсь подниматься наверх и искать его. Возможно, нам лучше вернуться, когда он проснется.
– Но тогда вы не успеете сшить костюм! Ну пожалуйста, мистер Бэгли.
– Нет, даже если вы станете передо мной на колени. Мы подождем здесь полчаса. Если за это время мистер Таггерт не спустится вниз, мы уедем.
Хьюстон была почти рада, что в гостиной, где они собирались подождать, не было стульев. Набравшись смелости, она поднялась по лестнице.
Второй этаж был таким же красивым, как и первый, с выкрашенными в белый цвет панельными стенами, прямо перед ней находилась открытая широкая комната, задняя стена которой была покрыта зеленой плиткой.
– Вольер для птиц, – прошептала она с восхищением.
Вздохнув, Хьюстон вспомнила, зачем она здесь. Вокруг нее тянулся длинный коридор закрытых дверей, за одной из которых был Кейн.
Она открыла ближайшую дверь, и в тусклом свете увидела светлые волосы на смятой подушке. Не желая будить Эдена, она тихо прикрыла дверь.
Она прошла четыре комнаты, прежде чем отыскала спальню Кейна. Пестрые шторы, закрепленные на красивом карнизе у самого потолка, преграждали путь солнечному свету. Мебель состояла из дубовой кровати, небольшого заваленного бумагами столика, на котором стоял глиняный кувшин, и трех стульев, обитых отвратительным красным плюшем с ярко-желтыми кисточками на сиденьях.
Хьюстон взглянула вверх, где должен был находиться чердак.
– Простите его, мадам де Помпадур, – прошептала она.
Хьюстон решительно подошла к окну, раздвинула шторы и завязала их толстым узлом, чтоб они оставались на месте. В комнату ворвался солнечный свет.
– Доброе утро, мистер Таггерт, – громко сказала она, подойдя к его кровати.
Кейн перевернулся на другой бок, продолжая спать. Одеяло укрывало его только по пояс, обнажая голую грудь. Хьюстон подумала, что спит он, вероятно, абсолютно голым. Она несколько раз до этого видела голую мужскую грудь. Кейн был сложен как боксер-профессионал: крупный, мускулистый, с очень волосатой грудью. Его смуглая кожа, казалось, должна была быть теплой на ощупь.
26 
