26 
В момент героической жандармско-дворницкой атаки из чердачного окна высочил и побежал прочь по крыше некий человек. Ему несколько раз стреляли в спину, и Иван Иванович отчетливо видел, как рвется от пуль ткань короткой тужурки на спине, но человек продолжал бежать как ни в чем не бывало, а после ловко спрыгнул вниз – прямо на мостовую, с высоты в четыре человеческих роста…
После Иван Иванович ознакомился со списком лиц, работавших в типографии и участвовавших в ее защите. То были:
1) Николай Константинович Бух, живший хозяином под именем Лысенко;
2) Софья Андреевна Иванова, жившая под именем его жены;
3) Лазарь Цукерман, живший без прописки;
5) убитый или застрелившийся, имя которого до сих пор полиции неизвестно;
6) особа, жившая служанкой, относительно которой полиция не могла пока опубликовать точных сведений.
Кто был удачливый беглец, Иван Иванович разузнать так и не смог.
И по сей день не давала Рязанову покоя эта загадка: как же мог бежать, прыгать и уйти от погони смертельно раненный человек?…
Неладно было что-то в государстве Российском. Все эти покушения, весь этот литературный надрыв, все эти загадки, для решения которых нанимают специальных людей… И он, Рязанов, посреди всего.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ГОД 2003-й
Я буду воином. Мужчина должен быть готов к этому – оставить плуг и взять меч. Если так нужно.
Михаил Тырин. Желтая линия
1
Отец всю жизнь проработал на заводе холодильных агрегатов, в просторечии – на «холодильнике». Сейчас он был заместителем главного инженера. В перестройку и приватизацию завод едва не накрылся, батя уходил на время, трудился в какой-то частной шаражке – то ли бытовой техникой торговали, то ли еще чем… Но «холодильник» выжил, разработал и запустил новую продукцию с импортными комплектующими, нашел рынок сбыта, батя вернулся и, в принципе, очень неплохо получал по местным меркам. Одним из недостатков батиной должности для него, но очевидных достоинств для меня были частые отцовские командировки – к смежникам и поставщикам, на выставки разные… Вот и сейчас батя собирался уехать на пять дней в Питер.
– Ты заходи посмотреть, как тут, не залез ли кто, не сперли ли чего, – говорил он, укладывая дорожный чемоданчик. – Кота кормить не забывай.
– Ладно.
– С бабкой не ссорься. Говорит, ты ее не слушаешься.
– Да она всегда так говорит.
– Потому что ты всегда ее не слушаешься. Чего из Питера привезти?
А чего из Питера привезешь… Это раньше из командировок возили колбасу да сгущенку, сейчас и у нас небось все есть.
– Сам посмотри. Что-нибудь, чего у нас нету, – сказал я.
– А вот еще. Антресоль развалилась. Я туда фотоувеличитель засунуть хотел, а она – хрясь – и просела. Почини.
– Чем тебе увеличитель мешал? Стоял бы себе в спальне на полу…
– Я об него палец ушиб. Во.
И батя демонстративно пошевелил большим пальцем, подняв правую ногу.
– Заодно посмотри, чего там выкинуть можно, а то хлама накопилось небось лет за пятьдесят. Только сразу не неси на помойку, а сложи в уголке, я потом посмотрю, а то хорошее что выкинешь… Знаю я тебя.
Антресоли над входом в самом деле были местом заповедным: теоретически там можно было припрятать даже пару трупов. Я тут же вспомнил прочитанную в газете статью о том, как одна старуха спрятала на антресолях покойницу-соседку и то ли пенсию за нее получала, то ли еще какие блага, а соседка спокойно себе мумифицировалась и лежала там лет десять.
Мы жили в так называемом инженерском доме. Назывался он так потому, что в начале прошлого века его выстроили для инженеров завода, тогда производившего, кажется, паровые молотилки, а потом в этой квартире жил мой дед Миша, а до него – мой прапрадед Иван. С небольшим перерывом, конечно. Прапрадед умер в самом начале войны, когда город оккупировали немцы; говорят, вроде немцы его и расстреляли, хотя он старый совсем был, может, и сам умер… А деда поселили сюда, когда он вернулся с фронта в сорок пятом. Он и не знал сначала, что здесь жил его, деда Миши то есть, дед. Дело в том, что отец…
Тьфу. Дед, бородед… Запутаться можно.
Моего деда звали Миша, Михаил Андреевич. Его отца – моего прадеда – Андрей Иванович. И вот этот Андрей Иванович в свое время рассорился на политической почве (он был большевик) с моим прапрадедом Иваном Ивановичем (который в царское время был какой-то важный чиновник и революции не хотел и не принял) и не общался с ним в течение всей оставшейся жизни. Они и жили-то в разных городах – прапрадед, как я уже сказал, здесь, а прадед Андрей Иванович ездил по округам и гарнизонам, потому что был военный. До Великой Отечественной он командовал дивизией, но потом попал в тюрьму по делу о троцкистском заговоре в армии и некоторое время сидел. Когда началась война, его реабилитировали и выпустили, но в звании понизили. В сорок третьем прадед, будучи уже генерал-майором танковых войск, попал под бомбежку и погиб.
26 
