27 
Так вот, дед Миша очень сильно удивился, когда узнал, что в этой квартире не так давно проживал его дед Иван. Точнее, в одной из комнат: квартиры раньше то и дело уплотняли, потом разуплотняли. Это сейчас наша квартира – обычная трешка, раньше – не то.
Дом приземистый, стенки толстые – с метр, наверное; в подъезде на лестнице кованые перила уцелели… А вот от прапрадеда осталось не так уж много, а вернее, почти что ничего: огромные напольные часы с боем, которые на моей памяти так никогда и не шли и не били (мама все порывалась их выбросить, а батя говорил, что нельзя – мол, антиквариат, больших денег стоит), несколько картин (батя носил их в краеведческий музей, но там сказали, что картины хотя и начала девятнадцатого века, однако музейной ценности не имеют) и большущая чугунная ванна на гнутых львиных лапах. Ванну батя холил и лелеял, привозил специалистов эмалировать и справедливо утверждал, что таких уже лет сто как не делают. Теперь вот собрался вставить акриловый вкладыш – говорят, вода тогда гораздо медленнее остывает.
Что плохо в старинных квартирах, так это высокие потолки. Лампочку вкрутить – проблема жуткая, нужно выстраивать целую пирамиду из столов и стульев.
Батя все собирался купить стремянку, но так и не купил, поэтому я вначале приволок кухонный стол, потом поставил на него табурет и с показательным кряхтеньем (хотя меня мог слышать только наш кот Захар) взгромоздился на верхотуру. Оно легче – когда делаешь что-то, чего делать совсем не хочется, надо себя немного пожалеть, тогда работа нормально покатит.
Антресоль и в самом деле просела, свисала, как беременное пузо. Батя додумался тоже – совать туда фотоувеличитель, который был сделан году в пятидесятом и весил почище стиральной машинки. Вот кстати: говорил, посмотри там хлам ненужный. На кой черт нам этот увеличитель, когда на каждом шагу фотосалоны, да и снимает батя все равно «мыльницей» «Кэнон», а старый «Зенит» позабыл где и лежит.
Эх… Как же тут все культурно разобрать? Коричневые доски под облетевшей масляной краской буквально крошились, стоило хорошенько потыкать их пальцем.
Я повозмущался – опять же для кота – и решил попробовать для начала разгрузить антресоль, а потом или пристроить на место старые доски, или, если они совсем уж хилые, заменить их на пару свежих. Особенных плотницких талантов я не имел, но батя научил меня «минимальному курсу хозяйственного мужика», основанному на простом правиле: абы хорошо держалось, а красота – не главное.
С краю лежали стопки старых журналов: «Юность», «Наука и жизнь», «Знание – сила», «Коммунист», «Студенческий меридиан». Зачем отец берег эту макулатуру, я представлял с трудом. В «Науке и жизни» еще попадались занятные заметки, а остальное-Под стопками обнаружились во множестве дохлые сушеные тараканы. Звери эти в нашей квартире жили набегами, словно монголо-татары: год их нету, потом несколько месяцев шмыгают по всем стенам, потом опять сгинут. Тут у них было кладбище, не иначе: сотни трупов. Говорил же я, что на антресолях трупы удобно прятать, – тараканы это тоже осознали и приняли к сведению.
– Хочешь таракана сушеного? – спросил я у Захара. Тот сидел на телефонной полочке и внимательно смотрел, что я вытворяю. – Кальмаров любишь из пакетика, оглоед?! Почти то же самое, – сказал я. – Могу посолить по вкусу.
Кот не реагировал, таращился, потом принялся отчаянно чесать задней лапой под подбородком.
За журналами показались картонные коробки, перевязанные резинками и лентами. Одна, из-под тульского электрического самовара, содержала в себе елочные игрушки, и я с превеликой осторожностью перенес ее на пол. В остальных могло оказаться что угодно: пустые банки, одежда, ботинки, остатки кафельной плитки, сломанные будильники и радиоприемники…
Я снял еще две коробки с какой-то древней обувью, а когда потянулся за третьей, произошла катастрофа. Табурет поехал по скользкому пластику стола, я поехал вместе с табуретом и с перепугу ухватился за край антресолей. Старые доски треснули, я на мгновение завис в воздухе, словно мультипликационный герой, обнаруживший, что в погоне за обидчиком выскочил за край пропасти, – по крайней мере, именно так мне показалось, – и с криком грохнулся на пол. На меня посыпались всякая мелкая рухлядь, пыль и мусор.
Захар испуганно дрызнул прочь, пробуксовав лапами по линолеуму, и теперь испуганно выглядывал из кухни. Я тихо лежал на полу и боялся, что попробую сейчас пошевелить ногой или рукой, а у меня не получится, потому что позвоночник сломан. Буду тогда, парализованный, лежать, как киноактер Кристофер Рив, бывший Супермен. Он хоть с лошади упал, а я…
27 
