3

В усадьбе Миклашевских уже знали о страшных событиях, но никто не лез к Ивану Ивановичу с вопросами. Есть он не мог и заснуть сумел лишь после того, как принял изрядную дозу снотворного, и так проспал более суток. Слава богу, снов он не видел, а если и видел какие, то по пробуждении не припомнил ни единого. Разве что мнилось ему лицо отца Саввы – с выпученными от страха глазами. «Нет, не поеду я к попу, – подумал про себя Рязанов. – Кой от него толк? Что ж он демона крестным знамением не остановил, не уничтожил?»

С тем и встал, имея в душе новое намерение, как провести сегодняшний день.

Тщательно умывшись, побрившись и скушав немного гречневой каши, Иван Иванович попросил у Миклашевского пролетку, чтобы съездить в город.

– Бога ради, Иван Иванович, дорогой! – отвечал тот, имея отчего-то испуганный вид. – Берите любую, Антон свезет вас со всей возможной аккуратностью.

Антон оказался совсем молодой мужик, весьма прилично одетый – видимо, специально с тем, чтобы возить хозяина в город. Пролетка Миклашевского также была хороша: новая, пахнущая еще лаком, с мягкими пружинными сиденьями, удачно подрессоренная.

– Куда едем, барин? – спросил Антон, лихо помахивая кнутом.

– На станцию, братец, да не гони, а тихонько поезжай, – велел Иван Иванович.

Возница оказался этим обстоятельством огорчен, но подчинился. Пролетка мягко покачивалась на дорожных неровностях, вокруг шелестела на легком ветерке листва. «Так бы ехал и ехал», – подумал Иван Иванович, отхлебывая лимонаду из бутылки, что настоятельно вручила ему в дорогу госпожа Миклашевская.

– Прошу прощения, барин… – сказал Антон, чуть обернувшись. – Вы из самого Санкт-Петербурга будете?

– Из самого, – согласился Рязанов. – Только не зови ты, братец, меня барином. Зови господином Рязановым или Иваном Ивановичем. Какой я тебе барин…

– А чем же не барин? – удивился Антон. – Ну, как угодно будет. А вот скажите, господин Рязанов, правда у вас там, в Санкт-Петербурге, великая смута? Царя убить норовят!

– Откуда ж ты знаешь, братец?

– Газет мы, конешно, не читаем, – сказал Антон, – но слухом земля полнится… Говорят, жиды намерились государя-то нашего убить?

– Почему же именно жиды?

– А кому еще корысть государя убивать? Православным, что ли? Тьфу!

Антон перекрестился, удерживая вожжи одной рукою.

– То-то, брат, что и православных там достаточно, – сказал Иван Иванович. – Не все так просто, понимаешь ли…

– А зачем им оно?

– Ну и вопросы ты, братец, задаешь! – улыбнулся Рязанов. – Кто бы ведал, зачем оно им надо. Хотя, знаешь ли, имеются у них основания.

«А ведь господин Лорис-Меликов не погладил бы по голове-то за подобные разговоры с мужичьем», – подумал Иван Иванович.

Антон тем временем покачал головою в такт своим каким-то мыслям и продолжал рассуждать вслух:

– Государь, как я располагаю, дело такое – незыблемое. Коли он есть, стало быть, богом так установлено. Как же можно умыслить, чтобы его убивать? Как додуматься-то можно до такого?!

– А что, братец, ты сам-то хорошо живешь? Как считаешь?

– Хорошо, барин… господин Рязанов… Не жалуюсь, – сказал Антон совершенно честно. – Что же мне жаловаться? Сыт, одет, барин наш, господин Миклашевский, добрый человек, слава богу, обиды никакой нам не чинит, попусту не бранит. Вот попросил, что надобно новую пролетку купить взамен старой, так взял и купил, а другой бы велел чинить, латать, покамест не развалится. Человеку ведь простому что надо? Чтобы жил себе спокойно, делал чему научен и что положено, чтобы ему за то был кров и стол. Какие еще нужны вавилоны? На что они? Выдумки это все, барин, господин Рязанов. От жиру бесятся, не иначе. Коли не одни жиды, как вы говорите, так, верно, барчуки, которым заняться нечем. Шли бы по военному делу или там флотскому, было бы куда руки и голову приложить, небось недосуг было бы измышлять всякое дурное.

  68