очень нудно 
24 
У него есть немного времени. Максимум несколько часов, потому что Вена не позвонит, кому надо, и не скажет: «Дело сделано». Если у его босса, или боссов, хватит ума – не следует их недооценивать, – они предположат худшее.
И все же есть немного времени, чтобы скрыться.
У любого осторожного профессионала имеется надежная нора, а Фрэнк более чем осторожен. Его ждет квартира на Наррагансет-стрит, небольшая удобная квартирка на втором этаже дома, который всего в десяти минутах от моря. С отдельным входом с задней лестницы. Фрэнк купил эту квартиру двадцать лет назад, когда цены были еще относительно невысокими, сделал вид, будто хочет сдать ее в аренду, но сдавать не стал. Однако раз в несколько месяцев, убедившись, что за ним никто не следит, наведывался в нее на пару минут.
Об этой квартире не знает никто – ни Пэтти, ни Донна, ни Джилл.
Даже Майк Риццо не знает.
Фрэнк идет туда, входит и закрывает за собой дверь.
Первым делом он принимает душ.
Он долго стоит под сильными струями воды, сначала его все еще трясет от холода, но в конце концов он согревается. На это потребовалось время, потому что он промерз до костей. Без особой охоты Фрэнк выходит из душа, насухо растирает себя полотенцем, накидывает тяжелый халат и идет в спальню/гостиную/кухню, открывает ящик комода и, достав теплый свитер и тренировочные штаны, надевает их. Потом отправляется в чулан и открывает маленький сейф, прикрученный к полу и не видный за всяким барахлом.
В сейфе «парашютный набор» – водительское удостоверение Аризоны, карточка «Америкен экспресс голд» и «Виза голд» на имя Джерри Сабеллико. Примерно раз в месяц Фрэнк оплачивал ими какие-нибудь телефонные заказы и пополнял их со счета Сабеллико. Здесь же десять тысяч старыми купюрами.
И новенький «смит-вессон» с запасной обоймой.
Фрэнк открывает дверь люка и попадает на чердак с невысоким потолком. Он оглядывается и быстро находит чемодан, в котором «беретта SL-2» двенадцатого калибра, со спиленным до четырнадцати дюймов стволом.
Надо хорошенько отоспаться, решает Фрэнк.
Измученное тело и затуманенная голова могут привести к смерти. Теперь предстоит ясно мыслить и точно действовать, значит, сначала надо лечь и выспаться. Включи волю и избавься от паранойи, будь рационален и не сомневайся: здесь безопасно. Любитель пролежал бы остаток ночи без сна, вздрагивал бы от малейшего шума и сам вздыхал бы и стонал, если бы шума не было.
Фрэнку пришлось поохотиться на многих парней, и он знал, что их главными врагами были они сами. Им начинало мерещиться то, чего не было на самом деле, но что гораздо хуже: они не замечали реальных вещей. Так они терзались и терзались, пока не съедали себя изнутри, а когда наконец их ловили, то чувствовали едва ли не благодарность. К этому времени они уже столько раз мысленно убивали себя, что с облегчением принимали неизбежное.
Итак, Фрэнк ложится в постель, закрывает глаза и через десять секунд засыпает.
Это нетрудно – он устал.
Фрэнк спит одиннадцать часов и просыпается отдохнувшим, правда, у него немного болят руки из-за долгого заплыва. Он варит себе кофе – из неважно размолотых автоматической кофемолкой зерен – и завтракает парой брикетов из сладкой овсянки, которые припас здесь на всякий случай, словно мормон.
Маленькое окошко выходит на запад, и дождь бьется в стекло. Фрэнк сидит за небольшим дешевым столом и обдумывает возникшую проблему.
Кто желает мне смерти?
Где ты, Майк? Ты бы мне рассказал, что тут происходит.
Однако Майка нет – может быть, он уже мертв, потому что он и Фрэнк много чего сделали вместе. Вместе они положили много ребят.
Фрэнк обращается мыслями к самому началу.
10
Его первой жертвой стал парень, который уже был мертв.
Это было непонятно. Все было непонятно, думает Фрэнк, глядя в окно на непрекращающийся дождь.
Жена Момо.
Мари Аеппо была горячей штучкой.
Так мы называли ее в 1962 году, вспоминает Фрэнк. Теперь ее называли бы просто «штучкой», однако разницы никакой.
Мари Аеппо была очень страстной и совсем крошечной. Petite – однако с пышной грудью, натягивавшей блузку, и парой стройных ножек, от которых взгляд девятнадцатилетнего Фрэнка поднимался к ягодицам, мгновенно заводившим парня. Впрочем, для этого не надо было быть особенной красоткой, вспоминает Фрэнк. Когда тебе девятнадцать лет, завестись нетрудно.
– По утрам я ездил в школу на тарахтелке, – однажды сказал он Донне, – которую с трудом можно было назвать автомобилем. Два года на «бьюике» пятьдесят седьмого года.
24 
