20 
— Да что вы все с ума посходили! — выругалась я.
— Там…там… — И Маруся с распахнутым, как у умирающей рыбины ртом, вновь замолкла.
— Что там? — еще пуще осерчала я.
— Она. — Почему-то шепотом закончила давно начатую фразу Маруся. И показала пальцем в дальний, заваленный обломками стеллажей угол.
— Да кто она-то? — не поняла я и шагнула к подружке.
Сначала я не увидела того, на что указывал Марусин перст, уж очень захламлен был угол разными головешками, а потом, когда сделала еще один шаг, на этот раз левее, разглядела… О, господи! Между обгоревших остовов стеллажей, между куч сгоревшего дерева, на залитом водой и пеной полу лежала Ниночка. Вернее, это была уже не она, а то, что от нее осталось — обгоревшее до черноты и скукоженное до размеров тряпки тело да буйные, лишь тронутые огнем кудри.
— Мама! — прошептала я басовито и брякнулась на круглые колени Галины Ивановны.
Мой некорректный поступок произвел неплохой эффект, от толчка женщина очнулась и проблеяла «Пить». Но напоить бедняжку было некому, так как любопытные кумушки в полном составе вломились в комнату и, тесня другу друга, бросились к месту гибели несчастной львиноголовой Ниночки.
Тут я спохватилась и с криком: «А ну назад!» преградила им дорогу.
— Посмотрели, дайте другим посмотреть! — заблеяла одна из толпы.
— Вон! — рявкнула я.
— Не имеете права! — загалдели любопытные, так и норовя поднырнуть под мои растопыренные руки.
— Маруся, — взвыла я. — Помогай!
Но подружка помочь не успела, ибо толпа умирающий от любопытства баб смела меня за считанные секунды и ввалилась таки в закуток.
Пару секунд они тупо таращились на обугленные останки, после чего разразились таким диким визгом, что шнурок, бывший некогда миленькой люстрой, качнувшись, рухнула на пол. Когда же он с хлюпаньем ударился о залитый пеной пол, толпа все с тем же визгом ломанулась из комнаты.
Через минуты в помещении остались лишь мы: члены дружины, хозяйка кабинета и Кузин.
— Что будем делать? — всхлипнула Эмма Петровна.
— Что, что? — насупилась Маруся. — Милицию вызывать. Коленьку. Или этого, начальника его противного.
— Давайте их обоих, — предложила Княжна.
— И ОМОН, — вставила Эмма Петровна, бледная и жутко напуганная.
— А ОМОН-то зачем? — удивились мы.
— На всякий случай.
— И правда, — согласился рассудительный Кузин. — Хуже не будет. Пусть все едут.
Мы закивали, все, так все. В конце концов, человека в горящем кабинете заперли, это ж надо такое зверство удумать. На такого садиста не то что ОМОН, даже группу «Альфа» натравить не жалко.
Мы вызвали всех: и МЧС, и милицию, и ОМОН, прокричав в телефон, что «Нихлор» подвергся нападению маньяков, которых сможет обезоружить только батальон спецназа. Потом, наконец, дали попить задыхающейся Галине Ивановне. Выхлебав стакан, она принялась за старое.
— Вот горе-то! Сначала Авангард Кирилыч, потом Даша, за ней Дуся, а вот теперь Ниночка. Одна я на весь отдел оста-а-а-алась!
— Ну не переживайте вы так, — старалась успокоить несчастную сердобольная Маруся. — Вам кого-нибудь другого возьмут.
— А фонды, а патенты на новые изобретения, а…
Она опять не докончила. На этот раз помешал ей скрип. Скрипела входная дверь, которую я лично плотно прикрыла за паникующими тетеньками. Мы, как по команду, обернулись.
— Кто это? — истерично пискнула Галина Ивановна в образовавшуюся щель.
Тут дверь рывком распахнулась, явив нам потусторонне зрелище — в подкопченном проеме стояла покойница Ниночка в своих очках-бабочках, гигантских пластмассовых серьгах и с нимбом вокруг головы.
— Господи помоги! — просипела Галина Ивановна.
— Изыди! — пискнул Кузин, осеняя дверь крестом.
— Вот ни фига себе. — Оторопев, проговорила я. — Зловещие мертвецы, часть 3.
Приведение тем временем вошло в комнату и противным писклявым голосом спросило:
— Что здесь происходит?
Мы закричали, громче всех орал Кузин, меньше всех Галина Ивановна — она вновь потеряла сознание.
— Во что превратили кабинет? — продолжало издеваться над нами приведение. — Кто вам позволил? Зачем дверь сломали? И почему моя начальница бьется головой об стол? — грозно закончила покойница и почесала пальцем нимб.
Только тут мы уразумели, что перед нами не призрак, а очень даже живая и жутко злая Ниночка. А то, что мы приняли за нимб, всего-навсего огромная пуховая шапка.
20 
