95 
— Почему? — удивилась я. — Думаешь, стал бы он слушать полуграмотную Симу?
— Стал бы. А знаешь почему? Потому что в свое время наш дражайший Поликарп Константинович работал в команде моего отца. Тогда он был еще младшим научным сотрудником, молодым и подающим надежды. Он знает и про «Осу», и про пропавший архив. И вот представь, пришла к нему эта синеволосая Сима…
— И что?
— Что, что? Наш ушлый Поликарп сразу бы просек о чем разговор, наложил бы лапу на мое изобретение, а то и присвоил бы себе, с него станется… Я же незаконно занимался разработкой, мне никто не давал ни полномочий, ни разрешения, я даже, если формально подходить к делу, химикаты воровал у института.
— Спрятал бы архивы, как твой отец… Ничего бы не доказали!
— Началось бы расследование. И не местными дурашками, типа этого волоокого Геркулесова, а ФСБ-шниками. Меня бы взяли на контроль, и тогда ни о какой Земле Обетованной речи бы уже не шло! Я стал бы, как мой отец, персоной нон грата. За тем исключением, что меня бы не казнили, не те времена! — Сулейман весь затрясся. — Я изобретал «Осу» не для того, чтобы переродившиеся в «дерьмократов» комуняки, убившие, между прочим, моего отца, захапали его себе, а мне сунули в нос копеечную премию, даровали звание академика и присвоили мое имя какой-нибудь провинциальной школе с химическим уклоном…
— А для чего тогда, Сулейман? Для чего тебе «Оса»?
Он зажмурился, блаженно привалился к стене спиной и промурлыкал:
— Завтра я вылетаю в Иерусалим. Сразу по приезде я продам «Осу» израильскому правительству. За миллионы долларов, заметь! Миллионы!
— Почему именно израильскому? Не лучше ли американцам? Они больше дадут.
— Не лучше! Потому что с помощью «Осы» Израиль, наконец, избавится от грязных арабов и установит свое господство в Палестине! — прогремел он, сверкая глазами.
— Но ты же сам…. э… вроде как… араб.
— Я еврей!
— Но Сулейман…
— Я еврей! И точка.
— Лады, — смиренно молвила я. — Продолжай.
— А? — он моргнул. — Чего?
— Ты про Симу давай, про Симу, а то из-за споров о твоей национальности, мы так не дойдем до финала.
— Я еврей.
— Ладно.
— Еврей. Ясно? — он еще минуту побуравил меня глазами, потом, убедившись, что я приняла его «чистокровное еврейство» продолжил. — А что про Симку рассказывать? Зарезал я ее без всякого сожаления. Пользы от нее человечеству никакой, так что…
— Так просто взял и…
— Конечно, не просто. Не решался целые сутки. Но не из-за того, что мне ее было жаль. Нет. Просто я знал, что по закону жизни, вспомни Достоевского, за преступлением следует…
— Наказание?
— Это не обязательно! За преступлением, следует еще одно. Насилие порождает насилие! Вместе со старухами процентщицами погибают безвинные… Разве ты это в школе не проходила?
— Не люблю Достоевского, — вякнула я.
— Ну и дура.
— Сам дурак! — разозлилась я.
— Рот закрой. — Скомандовал он и швырнул в меня первой попавшейся под руку книжкой. Я уклонилась, но рот закрыла. А то кинет в меня что потяжелее, — вон лампа настольная рядышком — и буду в гробу лежать с фингалом под глазом. — Короче, убил я ее по утру. Когда она мусор выкидывала. Получилось это спонтанно. Я хотел только проследить за ней, прикинуть, рассчитать удобное для идеального убийства время, я не торопился, у меня ведь был в запасе день, я знал, когда директор возвращается. Но тогда все будто специально сложилось благоприятно, видимо, не ее день был, — он лукаво улыбнулся, — кругом ни души, дождь, секатор рядышком. Ну я и пырнул… Потом вернулся в здание и занялся своими делами.
— Я-я-ясно, — протянула я. — Вернее не совсем. А вторая уборщица тут причем? Эта, как ее, Даша.
— А вот тут вступает в игру недоделанный Павел Игнатьич, чтоб ему! — Сулейман бросил негодующий взгляд на тюк полиэтилена. — Я ж ему, идиоту, говорил, что сам с «Осой» разберусь. Предупреждал, чтобы он не лез, куда не просят. А он… Да я сам, конечно, дурак… Понимаешь, когда мы с ним очухались после, так называемой, газовой атаки, я ж ему на радостях половину правды выболтал. Вот, говорю, открытие века сделал, и ты, говорю, Паня, к нему причастен… — Швейцер скрестил руки на груди, насупился. — Утром пожалел, конечно, да поздно. Пашка весь светится, меня чуть ли не «ваше величество» называет, сам весь раздувается от гордости. А несколько дней спустя подходит ко мне, радостный такой, и сообщает, что приготовил мне сюрприз… Знаешь, какой? Он, видишь ли, всю документацию по «Осе» — формулы, выкладки — законспектировал, отпечатал на машинке и отнес в патентное бюро. Чтобы, значит, мне не беспокоиться. Прикинь?
95 
