199 
Учение о сновидениях страха относится, как я уже не раз говорил, к психологии неврозов. Я сказал бы даже: страх в сновидении – проблема страха, и не проблема сновидения.
Мы указали на точку соприкосновения ее с темой процессов сновидения и можем этим всецело удовлетвориться. Однако я могу сделать еще одно. Так как я говорил, что невротический страх проистекает из сексуальных источников, то я могу подвергнуть анализу сновидения страха, чтобы в мыслях, скрывающихся за ними, обнаружить наличие сексуального материала.
По многим соображениям я отказываюсь от обсуждения всех тех примеров, которые в изобилии были сообщены мне невротическими пациентами, и отдаю предпочтение сновидениям страха детей или юношей.
У меня самого уже очень много лет не было ни одного настоящего сновидения страха. В возрасте семи, восьми лет я помню одно такое сновидение; лет тридцать спустя я подверг его толкованию. Оно было чрезвычайно живо и отчетливо и представило мне любимую мать со странно спокойным, как бы застывшим выражением лица; ее внесли в комнату и положили на постель два (или три) существа с птичьими клювами. Я проснулся со слезами и криком и разбудил родителей. Странно задрапированные, длинные существа с птичьими клювами я заимствовал из иллюстраций к Библии в издании Филиппсона, мне думается, это были боги с ястребиными головами с египетского надгробного барельефа.[133] В остальном, однако, анализ дает мне воспоминания об одном мальчике, который с нами, детьми, играл всегда на лужайке перед домом; я почти уверен, что его звали Филипп. Далее, мне кажется, что я впервые от этого мальчика услыхал вульгарное слово, обозначающее половой акт и достаточно ясно характеризующееся аналогией с ястребиными головами (тут по-немецки игра слов). О сексуальном значении этого слова я догадался, по всей вероятности, по выражению лица моего опытного учителя. Выражение лица матери в сновидении было скопировано мною с лица деда, которого я видел за несколько дней до его смерти. Толкование вторичной обработки сновидения гласило, таким образом, что мать умирает; надгробный барельеф тоже относится сюда. В этом страхе я и проснулся и не успокоился до тех пор, пока не разбудил родителей. Я припоминаю, что увидел лицо матери и тотчас же затих – словно мне именно нужно было утешение: она не умерла. Это вторичное толкование сновидения совершилось, однако, уже под влиянием развившегося страха. Я боялся не потому, что мне приснилось, что мать умерла; я истолковал сновидение в его предсознательной обработке так потому, что уже в то время находился под влиянием страха. Страх же при помощи оттеснения сводится к смутному, несомненно, сексуальному чувству, которое нашло себе выражение в зрительном содержании сновидения.
Одному 27-летнему господину, страдающему уже больше года тяжелым недугом, в возрасте между 11 и 13 годами несколько раз снилось, что за ним гонится какой-то человек с вилами; он хочет бежать, но точно прикован к месту и не может двигаться. При этом он испытывает всякий раз сильный страх. Это очень хороший образчик чрезвычайно типичного и в половом отношении совершенно невинного сновидения страха. При анализе грезящий наталкивается на один, более поздний рассказ своего дяди, на которого напал ночью на улице какой-то подозрительный субъект, и сам заключает отсюда, что он в период сновидения слышал, вероятно, о таком же происшествии. Относительно вил он вспоминает, что как раз в тот же период однажды поранил себе вилами руку. Отсюда он непосредственно переходит к своему отношению к младшему брату, которого он часто колотил и третировал; особенно запечатлелось в его памяти, как он однажды запустил в брата сапогом и поранил ему голову; мать тогда сказала: «Я боюсь, что он когда-нибудь еще убьет его». Остановившись, по-видимому, на теме проявления насилия, он вдруг вспоминает один эпизод, относящийся к девятилетнему возрасту. Родители вернулись однажды вечером поздно домой; он притворился спящим, они легли спать, он услыхал вскоре тяжелое дыхание и другие звуки и мог даже догадаться об их положении в постели. Его дальнейшие мысли показывают, что между этими отношениями родителей и своим отношением к младшему брату он проводит аналогию. То, что происходило между родителями, он счел также проявлением насилия и достиг таким образом, как и многие другие дети, садистического понимания коитуса. Доказательством этого понимания служило ему то, что он замечал нередко кровь в постели матери. Что половые отношения взрослых вызывают в детях, замечающих их, страх, мы можем наблюдать сплошь и рядом. Страх этот я объясняю тем, что тут идет речь о половом раздражении, которое недоступно их пониманию, которое потому еще встречает сопротивление, что оно связано с родителями, и которое благодаря этому превращается в страх. В более ранний период жизни сексуальное влечение к противоположному по полу родителю не подвергается вытеснению и проявляется, как мы видели, вполне свободно.[134]
133
Имеется в виду бог Гор (Хор), который также изображался в виде сокола или крылатого Солнца. На погребальных барельефах часто изображается рядом с богом Анубисом (человек с головой собаки), ведущим душу умершего.
134
Проведенные позднейшие исследования подтвердили, что маленькие дети, случайно ставшие свидетелями половых сношений, воспринимают действия партнеров как агрессивные, сравнивая происходящее с «борьбой», «дракой». Образные сравнения полового акта с «борьбой», «схваткой» достаточно распространены в античной литературе. См., например. «Золотой осел» Апулея.
199 
