ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Бабки царя Соломона

Имена созвучные Макар, Захар, Макаровна... Напрягает А так ничего, для отдыха души >>>>>

Заблудший ангел

Однозначно, советую читать!!!! Возможно, любительницам лёгкого, одноразового чтива и не понравится, потому... >>>>>

Наивная плоть

Не понимаю восторженных отзывов. Предсказуемо и шаблонно написано >>>>>

Охота на пиранью

Винегрет. Але ні, тут як і в інших, стільки намішано цього "сцикливого нацизму ©" - рашизму у вигляді майонезу,... >>>>>




  126  

— Но если возвратить не все, а только долю его величества, это сопряжено с большой опасностью. Вы искусный политик и, верно, знаете, что теперь у короля в казне нет и полутораста тысяч ливров наличных денег.

— Я не суперинтендант королевских финансов: у меня своя казна… Разумеется, я готов для блага короля… оставить ему сколько-нибудь… Но я не хочу обездолить мое семейство. Это не мое дело, — сказал Мазарини с торжеством, — это дело суперинтенданта Фуке, все счета которого я дал вам проверить в течение последних месяцев.

Кольбер поджал губы при одном лишь упоминании имени Фуке.

— У его величества, — пробормотал он сквозь зубы, — есть лишь те деньги, которые копит Фуке; а ваши деньги, монсеньор, будут для него лекарством. Оставить часть — значит опозорить себя и оскорбить короля; это значит признать, что эта часть была приобретена незаконным путем.

— Господин Кольбер!..

— Я думал, что монсеньору угодно выслушать мое мнение.

— Да, но вы не знаете всех подробностей.

— Я все знаю, господин кардинал. Вот уже десять лет, как я просматриваю все столбцы цифр, какие только пишутся во Франции; и если мне стоило большого труда вбить их себе в голову, зато они сидят там крепко, и я могу рассказать, сколько тратится денег от Шербура до Марселя, начиная с ведомства умеренного Летелье и кончая тайными расходами расточительного Фуке.

— Так вы хотите, чтобы я пересыпал все мои деньги в королевские сундуки! — насмешливо вскричал Мазарини, у которого подагра вырвала несколько тяжелых вздохов. — Король, конечно, не упрекнет меня, но он будет смеяться надо мною, растрачивая мои миллионы, и будет прав!

— Вы не поняли меня, монсеньор! У меня и в мыслях не было, чтобы король тратил ваши деньги.

— Но вы ясно дали это понять, советуя отдать ему все мое имущество.

— Ах, монсеньор, — сказал Кольбер, — ваша болезнь так поглощает все ваши мысли, что вы совершенно забыли о характере его величества Людовика Четырнадцатого.

— Как так?

— Характером, если осмелюсь сказать правду, он очень похож на вас; основа его — гордость. Простите, монсеньор, высокомерие, хотел я сказать. У королей нет гордости — эта черта слишком свойственна роду человеческому.

— Вы правы.

— А если я прав, так вам, монсеньор, остается только отдать все деньги королю, притом сейчас же.

— Почему? — спросил Мазарини с величайшим любопытством.

— Потому, что король не примет всего.

— Не примет!.. Но у него нет денег, а честолюбие мучит его.

— Согласен…

— Он желает моей смерти.

— Монсеньор…

— Да, чтоб получить мое наследство, Кольбер. Да, он желает моей смерти ради наследства. А я еще стану помогать ему!

— Вот именно! Если дарственная будет написана в известной форме, он непременно откажется.

— Не может быть!

— Уверяю вас! Молодой человек, который еще ничего не совершил, который жаждет прославиться и горит желанием управлять государством один, не примет ничего готового: он захочет создавать сам. Этот принц, монсеньор, не удовольствуется дворцом Пале-Рояль, который оставил ему в наследство Ришелье, ни дворцом Мазарини, который так великолепно построен по вашему велению, ни Лувром, где обитали его предки, ни Сен-Жерменским дворцом, где родился он сам. Все, что будет исходить не от него, он станет презирать, предсказываю вам это.

— Вы ручаетесь, что король, если я подарю ему мои сорок миллионов…

— Непременно откажется, если вы кое-что добавите при этом.

— Что же именно?

— Именно то, что монсеньор пожелает мне продиктовать.

— Но какая же мне от этого выгода?

— Огромная. Перестанут несправедливо обвинять вас в скупости, в которой авторы пасквилей упрекали знаменитейшего мужа нашего века.

— Ты прав, Кольбер. Пойди от моего имени к королю и отдай ему мое завещание.

— То есть дарственную?

— А если он примет?

— Тогда вашему семейству останется тринадцать миллионов — порядочная сумма.

— В таком случае ты либо предатель, либо глупец.

— Ни то, ни другое, монсеньор… Вы очень боитесь, мне кажется, что король примет деньги. Опасайтесь скорее, что он не возьмет их.

— Если он не примет, я отдам ему мои запасные тринадцать миллионов… Да, отдам!.. Ох, боль опять начинается… Я сейчас потеряю сознание… Ах, я очень болен, Кольбер… Знаешь ли, я очень близок к смерти.

  126