— Какое красноречие, мудрость, скромность! Вы — образцовый прелат, Арамис, поздравляю.
— Но, — с улыбкой ответил Арамис, — ведь вы же не для того только навестили меня, чтобы осыпать комплиментами… Скажите: что привело вас сюда? Неужели я так счастлив, что могу оказать вам какую-нибудь услугу?
— По счастью, нет, дорогой друг, — сказал мушкетер. — Ведь я богат и свободен.
— Богаты?
— Да, конечно, не так, как вы или Портос. У меня около пятнадцати тысяч ливров ренты.
Арамис недоверчиво посмотрел на него. Глядя на скромный костюм своего друга, он не мог допустить мысли, что мушкетер разбогател.
Д’Артаньян понял, что пора объясниться, и рассказал о своих приключениях в Англии.
Он видел, как глаза прелата во время его повествования то и дело вспыхивали, а тонкие пальцы трепетали.
Портос же не только восхищался д’Артаньяном, а просто преклонялся перед ним и был вне себя от восторга. Когда д’Артаньян умолк, Арамис спросил:
— А что же дальше?
— Вы видите, — отвечал мушкетер, — в Англии у меня есть друзья и собственность, а во Франции — деньги. И я вам предлагаю все, что имею. Вот зачем я приехал.
Несмотря на всю свою твердость, д’Артаньян не вынес выражения глаз Арамиса и перевел взгляд на Портоса. Так отскакивает шпага, наткнувшись на непреодролимое препятствие, и ищет нового направления.
— Однако, — сказал епископ, — это довольно странный костюм для путешествия.
— Он ужасен, знаю, но мне не хотелось ехать под видом военного или важного вельможи. Разбогатев, я стал скупым.
— И вы отправились в Бель-Иль? — не дав д’Артаньяну опомниться, спросил Арамис.
— Да. Я знал, что застану там Портоса и вас, — ответил мушкетер.
— Меня! — воскликнул Арамис. — Меня? Вот уже год, как я здесь и ни разу не переправился через пролив.
— О-о! — протянул д’Артаньян. — Я не считал вас таким домоседом.
— Ах, дорогой друг, я уже совсем не тот. Мне трудно ездить верхом, и море меня утомляет. Я бедный, больной священник; я вечно страдаю, вечно жалуюсь; я стремлюсь к строгой жизни, которая, как мне кажется, приличествует старости; я люблю беседовать со смертью. Я живу на одном месте, мой дорогой д’Артаньян, на одном месте.
— Тем лучше, мой друг, так как мы, вероятно, будем соседями.
— Да? — заметил Арамис не без удивления, которого он даже не старался скрыть. — Вы будете моим соседом?
— Ну да!
— Каким образом?
— Я хочу купить доходные солончаки между Пириаком и Круазиком. Представьте себе, мой друг, добыча соли даст около двадцати процентов чистого барыша: никаких убытков, никаких лишних затрат. Океан — верный, аккуратный поставщик — через каждые шесть часов будет приносить вклад в мою кассу. Я первый парижанин, придумавший такое предприятие. Не надо только разглашать этого. Мы скоро будем соседями. Я получу полосу в три лье за тридцать тысяч ливров.
Арамис бросил взгляд на Портоса, точно спрашивая, правда ли все это, не кроется ли тут какая-нибудь ловушка, но вскоре, точно устыдясь желания прибегнуть к такому слабому помощнику, он собрал все силы для нового штурма или новой обороны.
— Мне говорили, что у вас были неприятности при дворе, но что вы вышли из них так, как выходили из всякого положения, мой милый д’Артаньян, то есть с воинскими почестями.
— Я! — воскликнул мушкетер с громким смехом, который, однако, не мог замаскировать его смущения, так как слова Арамиса внушили ему мысль, что прелату известно его новое положение при короле. — Расскажите мне об этом, мой милый Арамис!
— Да, мне, бедному епископу, затерянному в глуши, рассказывали, что король сделал вас поверенным своей любви.
— К кому?
— К госпоже Манчини.
Д’Артаньян вздохнул свободно.
— Не отрицаю, — ответил он.
— Король, говорят, увлек вас на заре за Блуаский мост, чтобы побеседовать со своей красавицей.
— Совершенно верно, — согласился д’Артаньян. — А, вам это известно? Ну, в таком случае вам также известно, что я в тот же день подал в отставку.
— Это правда?
— О, друг мой, вполне.
— И тогда вы поехали к графу де Ла Фер? Ко мне? К Портосу?
— Да.
— Чтобы просто навестить нас?
— Нет. Я не знал, что вы не свободны, и хотел увезти вас с собой в Англию.
— Да, понимаю, и тогда вы, изумительный человек, один выполнили то, что хотели предложить нам сделать вчетвером. Я подозревал, что вы играли некоторую роль в этой замечательной реставрации, узнав, что вас видели на приемах у короля Карла, который говорил с вами как друг, вернее, как человек, вам обязанный.