85 
Когда ящик внесли в дом короля, д’Артаньян с приветливой улыбкой отпустил своих людей, сказав им:
— Господа, вы оказали важную услугу его величеству Карлу Второму, который через полтора месяца будет английским королем. Вы получите двойную плату. Ступайте и ждите меня у лодки.
Все тотчас разошлись в таком шумном восторге, что испугали даже собаку.
Д’Артаньян приказал внести ящик в переднюю короля, запер с величайшей тщательностью двери, открыл ящик и сказал генералу:
— Генерал, я должен тысячу раз извиниться перед вами, я обошелся с вами не так, как следовало бы с таким достойным человеком. Я это знаю; но мне надо было, чтобы вы приняли меня за простого рыбака. Притом же в Англии очень неудобно возить грузы. Надеюсь, что вы примете все это во внимание. Но здесь, генерал, — прибавил д’Артаньян, — вы можете встать и идти.
Он развязал руки генералу. Монк поднялся и сел с видом человека, ожидающего смерти. Д’Артаньян отворил дверь в кабинет Карла II, и произнес:
— Ваше величество, здесь ваш враг, генерал Монк; я поклялся оказать вам эту услугу. Дело сделано, теперь извольте приказывать. Сударь, — прибавил он, оборачиваясь к генералу, — вы перед его величеством королем Карлом Вторым, монархом Великобритании.
Монк поднял на принца свой стоический, холодный взгляд и сказал:
— Я не знаю никакого английского короля. Здесь нет даже никого, кто был бы достоин носить имя благородного дворянина, потому что во имя Карла Второго посланец, которого я принял за честного человека, устроил мне позорную западню. Я попался в нее — тем хуже для меня. Теперь вы, подстрекатель (это относилось к королю), и вы, исполнитель (Монк обернулся к д’Артаньяну), не забудьте того, что я вам скажу. В вашей власти мое тело, вы можете убить меня; я даже советую вам это сделать, потому что вы никогда не завладеете ни моей душой, ни моей волей. А больше не ждите от меня ни слова, потому что с этой минуты я не раскрою рта, даже чтобы крикнуть. Вот и все.
Он произнес это с суровою и непреклонною решимостью закоренелого пуританина; д’Артаньян посмотрел на своего пленника, как человек, знающий цену каждому слову и определяющий ее по голосу, которым слова произносятся.
— В самом деле, — тихо сказал он королю, — генерал — человек твердый. Он не съел кусочка хлеба, не выпил капли вина в продолжение двух суток. С этой минуты, ваше величество, извольте распоряжаться его участью; я умываю руки, как сказал Пилат[*].
Бледный и покорный судьбе Монк стоял, скрестив руки, и ждал.
Д’Артаньян повернулся к нему.
— Вы очень хорошо понимаете, — сказал он генералу, — что ваше заявление, может быть, и превосходное, не удовлетворит никого, даже вас самих. Его величество хотел переговорить с вами; вы отказывали ему в свидании. Почему же теперь, когда вы встретились с королем лицом к лицу, когда к этому принудила вас сила, не зависящая от вас, почему вы толкаете нас на поступки, которые я считаю бесполезными и нелепыми? Говорите, черт побери! Скажите хоть «нет»!
Монк, не произнеся ни слова, не взглянув на короля, задумчиво поглаживал усы с видом человека, понимающего, что дела обстоят плохо.
Между тем Карл II погрузился в глубокое раздумье. Впервые он встретился с Монком — своим главным противником, которого так хотел видеть, — и теперь проницательным взором пытался измерить глубину его сердца.
Он убедился, что Монк решил скорее умереть, чем заговорить. В этом не было ничего необыкновенного со стороны такого замечательного человека, получившего столь тяжкое оскорбление. Карл II в ту же секунду принял одно из решений, которые ставят на карту для простых людей — жизнь, для генерала — удачу, для короля — его королевство.
— Сударь, — обратился он к Монку, — в некотором смысле вы совершенно правы. Не прошу вас отвечать мне, прошу только выслушать меня.
На минуту воцарилось молчание. Король смотрел на Монка, который оставался бесстрастным.
— Вы только что упрекнули меня, сударь, — заговорил опять король. — Вы уверены, что я подослал к вам в Ньюкасл человека, который заманил вас в западню; этого (скажу мимоходом) вовсе не учел господин д’Артаньян, которому, впрочем, я обязан искренней благодарностью за его безмерную великодушную преданность.
Д’Артаньян почтительно поклонился. Монк не шевельнулся.
— Господин д’Артаньян — заметьте, господин Монк, что я вовсе не намерен извиняться перед вами, — господин д’Артаньян отправился в Англию по собственному побуждению, без всякой корысти, без приказа, без надежды, как истинный дворянин, с целью оказать услугу несчастному королю и прибавить к множеству совершенных им великих деяний этот новый замечательный подвиг.
85 
