ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Возвращение пираньи

Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... >>>>>

Жажда золота

Неплохое приключение, сами персонажи и тема. Кровожадность отрицательного героя была страшноватая. Не понравились... >>>>>

Женщина на заказ

Мрачноватая книга..наверное, из-за таких ужасных смертей и ужасных людишек. Сюжет, вроде, и приключенческий,... >>>>>

Жестокий и нежный

Конечно, из области фантастики такие знакомства. Герои неплохие, но невозможно упрямые. Хоть, и читается легко,... >>>>>

Обрученная во сне

очень нудно >>>>>




  151  

Я не думаю, что событие, к совершению которого моя душевная жизнь непричастна, могло мне сказать что — либо о реальном будущем; но я думаю, что ненамеренное проявление моей собственной душевной деятельности вполне может разоблачить что — либо скрытое, опять — таки относящееся лишь к моей душевной жизни; если я и верю во внешний (реальный) случай, то не верю во внутреннюю (психическую) случайность. Суеверный же человек, наоборот, не подозревает о мотивировке своих собственных случайных действий и погрешностей, верит в психические случайности, зато склонен приписывать внешнему случаю значение, которое должно проявиться в форме реальных событий, склонен усматривать в случае средство выражения чего — то внешнего, скрытого от него. Различие между мной и суеверным человеком двоякое. Во — первых, он проецирует наружу мотивировку, в то время как я стараюсь найти ее внутри; во — вторых, он истолковывает случай событиями, в то время как я свожу его к мысли. Однако скрытое у него отвечает бессознательному у меня, и нам обоим обще стремление не признавать случая случаем, а всегда истолковывать его.

Я и предполагаю, что это сознательное неведение и бессознательное знание мотивировки психических случайностей служит одним из психических корней суеверия. Так как суеверный человек не подозревает о мотивировке своих собственных случайных действий и так как факт наличия этой мотивировки требует себе признания, то он вынужден путем смещения отвести этой мотивировке место во внешнем мире. И если такая связь существует, то ее вряд ли можно ограничить этим единичным случаем. Я и думаю, что значительная доля мифологического миросозерцания, простирающегося даже и на новейшие религии, представляет собой не что иное, как проецированную во внешний мир психологию. Смутное познание[200] (так сказать, эндопсихическое восприятие) психических факторов и отношений бессознательного отражается — трудно выразиться иначе, приходится воспользоваться аналогией с паранойей — в конструировании сверхчувственной реальности, которую наука должна опять превратить в психологию бессознательного. Можно было бы попытаться разрешить таким путем мифы о рае и грехопадении, о боге, добре и зле, о бессмертии и т. д., превратить метафизику в метапсихологию. Различие между смещениями, происходящими у параноика и у суеверного человека, не так велико, как это кажется на первый взгляд. Когда люди начали мыслить, они были вынуждены, как известно, антропоморфически разложить внешний мир на множество лиц по своему собственному подобию; случайности, которые они суеверно истолковывали, были, таким образом, действиями, поступками определенных лиц; так что люди поступили тогда так же, как поступают параноики, делающие выводы из незаметных знаков, подаваемых им другими людьми, или как здоровые люди, с полным правом определяющие характер своих ближних по их случайным и непреднамеренным поступкам. Суеверие представляется столь неуместным лишь в нашем современном, естественнонаучном, но все еще далеко не законченном миросозерцании; в миросозерцании донаучных времен и народов оно было вполне законно и последовательно.

Римлянин, отказывающийся от важного предприятия из — за неблагоприятного полета птиц, был, таким образом, относительно прав; он действовал последовательно, сообразно со своими предпосылками. Но когда он отменял предприятие из — за того, что споткнулся на пороге своей двери («un rоmain retournerait»), то он и абсолютно стоял выше нас, неверующих, и лучше знал человеческую душу, чем знаем ее, несмотря на все старания, мы. Ибо тот факт, что он споткнулся, мог служить для него доказательством существования сомнения, встречного течения (Gegenstromung) в его душе, которое могло в момент исполнения ослабить силу его намерения. Между тем быть уверенным в полном успехе можно лишь тогда, когда все душевные силы дружно стремятся к желанной цели. Как отвечает шиллеровский Вильгельм Телль, так долго колебавшийся сбить выстрелом с головы своего мальчика яблоко, на вопрос фогта, зачем он приготовил вторую стрелу?

Стрелою этой я тебя пронзил бы,

Когда б случилось — в сына я попал.

И верно, я тогда б не промахнулся[201].

IV. Кто имел случай изучать скрытые душевные движения людей при посредстве психоанализа, тот может сказать кое — что новое также и о качестве бессознательных мотивов, проявляющихся в суеверии. Яснее всего видишь на примере нервнобольных — часто весьма интеллигентных, страдающих навязчивыми идеями и неврозом навязчивых состояний, что суеверие берет свое начало из подавленных враждебных и жестоких стремлений. Суеверие — это в значительной мере ожидание несчастья; кто часто желает другим зла, но, будучи приучен воспитанием к добру, вытеснил такого рода желания за пределы сознания, тот будет особенно склонен ожидать наказания за такое бессознательное зло в виде несчастья, угрожающего ему извне.


  151