133 
Мимо клетки то и дело проходили тралланы: Гай узнавал их по лязгу железа, которое они, кажется, никогда не снимали, и по особому топоту. Общались тралланы обычно на своем языке – звучал он так, будто у говорящих рот был забит морской галькой. Имелись на корабле еще какие-то люди: их язык походил на птичий щебет, и Гаю казалось, что так должны говорить желтокожие маскаланцы. Впрочем, в этом он уверен не был, поскольку маскаланского языка не разумел. Из постоянных звуков существовали еще бой волн и размеренные скрипы. Чем сильней бились волны, тем шумнее скрипел корабль. Редко-редко раздавались птичьи крики, из чего Гай сделал вывод, что плывут они далеко от берегов. Это его пугало: он боялся вольных штормов, о которых имел книжное представление, и не однажды воображал, как огромная волна, переливаясь через судно, срывает с места запертую клетку и увлекает ее с собою в морскую пучину.
Но, на счастье, штормов пока не случалось. Ветер, правда, обычно был довольно крепкий, а волнение весьма сильное, и оттого первые два дня Гая мутило и рвало. Еду ему приносили исправно; дважды в день ее подсовывали под мокрый полог и с помощью особого крюка двигали вплотную к решетке. Но аппетит у Гая появился лишь к концу третьего дня. Он съел тогда все, что было в плоском котелке, а именно: чуть подгорелую кашу с мясом, два пшеничных сухаря, пропитанных медом, моченое яблоко, какой-то диковинный кисловатый фрукт и горсть изюма. Следующий завтрак был не хуже, и Гай сделал вывод, что его действительно держат на особом положении. Вряд ли экипаж столовался так же разнообразно; тралланы, скорей всего, обходились только пустой кашей да сухарями. Хотя как знать…
Вскоре Гай привык к своей новой жизни и смирился с ней. Уже и пребывание в клетке казалось ему не столь страшным. Он находил в этом и хорошие стороны. Ведь крепкая решетка защищала его от лютых дикарей, которые с самого детства вселяли в него трепет.
Он считал дни морского путешествия и гадал, чем же оно закончится.
В то, что его хотят убить, он не верил.
И он вспоминал слова, однажды сказанные Гриффом: «Запомни, маленький мастер: с тем, кто с тобой заговаривает, всегда можно договориться».
Гай надеялся, что уж как-нибудь он сумеет договориться с уродливым человеком, так запросто повелевающим тралланами.
Утро шестого дня выдалось особенно шумным. Прислушиваясь к топоту и переговорам тралланов, угадывая перемены в движении корабля, Гай заподозрил, что морское приключение близится к концу; а когда он услышал гомон чаек и гул прибоя, то уверился в своем предположении окончательно. В нетерпении стал ждать, когда с клетки снимут завесь. А более того, ему хотелось выйти из своей тесной тюрьмы и выпрямиться наконец-то во весь рост, потянуться так, чтоб кости захрустели и в глазах помутилось.
Но ожидания не оправдались: из клетки его выпускать не спешили, покров не убрали.
Корабль довольно долго шел на веслах; потом, царапая брюхо об отмель, остановился. Гай к тому времени весь истомился. И он очень обрадовался, услышав обращенный к нему голос:
– Милостью божьей прибыли, почтенный писец. Сейчас разгрузимся, а там и до тебя дело дойдет.
– А где мы? – спросил Гай, подползая ближе к решетке и хватаясь за прутья.
– Тебе это лучше не знать. Ты спроси другое: зачем ты тут.
– И зачем же?
– Будет тебе одна маленькая задача. Выполнишь ее – и пойдешь на все четыре стороны.
– А что надо сделать?
– Перепишешь некоторые буквы из «Заповеди Имма» в том порядке, как мы тебе велим. И уж, пожалуйста, постарайся на совесть!
– Да я хоть всю заповедь перепишу! – обрадовался Гай.
– Всю не нужно, – строго одернул его невидимый собеседник. – Только те буквы, что мы тебе укажем…
Разъяснив таким образом предстоящее писцу дело, человек удалился. А у Гая на душе стало совсем спокойно.
Так что, когда к его клетке подошли дурно пахнущие тралланы и, взявшись за ручки, приподняли ее, Гай спокойно улегся на полу и стал размышлять, как бы ему потом найти сгинувших Лори и Скабби…
В тот день он так ничего и не увидел – плотная ткань закрывала клетку до самого вечера.
ТИЛЬТ. ГОЛОС ФЕРБА
Неизвестно, сколько бы еще откладывал Тильт свой побег. Но однажды в привычной работе случился непонятный перерыв.
Целых три дня Тильт бездельничал, гадая, с чем может быть связана эта пауза.
133 
