107 
Но течение вновь сыграло шутку, внезапно отбросив лодку к противоположному берегу и сделав ее недосягаемой для выстрелов, а также вынеся Уолтона и его лошадь на линию огня.
С окончательным наступлением рассвета туман рассеялся, и все предметы стали отчетливо видны.
Мнимый англичанин ударил лошадь тростью, заставляя ее плыть быстрее. Затем, переложив трость в левую руку, он уцепился правой за планшир лодки, устремив торжествующий взгляд на покрытую пятнами крови бледную и неподвижную женщину и на массивную фигуру бретонца, расстраивавшего все его планы.
— Они у меня в руках! — торжествующе крикнул он.
В тот же момент его измученная лошадь, вконец обессилев, пошла ко дну… Обеими руками Уолтон схватился за борт лодки, уронив в нее трость. Но к его ужасу Жоэль приподнялся на колене и вцепился ему в горло такой железной хваткой, что даже будь Уолтон втрое сильнее, ему все равно не удалось бы высвободиться.
— Читай молитву! — сказал бретонец. — Французский пес кусает насмерть!
Встав на ноги, он поднял вверх задушенного авантюриста, чтобы показать его сообщникам на противоположном берегу, и швырнул в бурлящий поток. Град пуль вспугнул уток и селезней, но Жоэлю он не мог повредить. В следующий момент лодка остановилась, прибитая к берегу. Жоэль поднял безжизненное тело женщины и сошел на землю.
Когда он вскарабкался на гряду, внезапно появился отряд всадников с мушкетами наготове.
— Кто идет? — послышался окрик.
Это были французские часовые.
— Франция! — ответил наш герой.
— Опустите руки и подойдите.
Жоэль повиновался. Солнце уже поднялось над лесом, и когда вся сцена внезапно осветилась, раздались восклицания:
— Вот так встреча! Бретонец из-под дуба Святого Фиакра — противник нашего капрала де Брежи!
— Какая удача! — воскликнул Жоэль, не менее удивленный. — Мушкетеры из Сен-Жерменского леса — господа де Гас, Эскриво, Эрикур и Шампаньяк!
Мушкетеры засыпали его вопросами.
— Откуда вы явились — в такой одежде и с окровавленным трупом в руках?
— Господа, я все объясню, — ответил молодой шевалье, — но давайте сначала позаботимся об этой несчастной женщине. Во имя неба, обеспечьте ее тем, в чем она нуждается, — убежищем, постелью и врачебной помощью!
— По-моему, — заметил офицер, командующий патрулем, — страдалице нужен скорее священник, чем врач, но так или иначе, мы сделаем все, что в наших силах. Эти господа помогут вам доставить ее в первый же дом по дороге к лагерю, покуда я займусь странной компанией на другом берегу.
Из весел были изготовлены носилки, и женщину, закутанную в плащ одного из всадников, отнесли на них в фермерский дом. Тем временем разбойники разбежались, завидев вооруженный отряд и не испытывая ни малейшего желания искать под пулями тело Уолтона, которое, по-видимому, никогда больше не всплывет.
Жена фермера раздела Терезу и уложила в постель. С помощью корпии и бинтов сделали временную перевязку, но рана оставляла мало надежды: пуля прошла навылет. Когда несчастной дали понюхать уксус и протерли им виски, она подала слабые признаки жизни. На ее щеках появился легкий румянец, губы шевельнулись, и глаза открылись, окинув окружающих смутным, непонимающим взглядом.
Не отходивший от женщины Жоэль склонился над ней.
— Вы узнаете меня? — спросил он.
Взгляд прояснился, как бы отвечая утвердительно.
— Можете ли вы слышать и понимать меня? — продолжал Жоэль.
Когда глаза дали такой же ответ, Жоэль обернулся к окружающим.
— Оставьте меня на некоторое время, чтобы я мог поговорить с ней.
Все вышли, оставив их вдвоем. Жоэль взял в свою руку холодную руку умирающей.
— Так вы — дочь Пьера Лесажа и Ла Вуазен?
— Да, — еле слышно прошептала пристыженная Тереза. — Я внушаю вам ужас, не так ли? — с трудом добавила она.
— Я искал вас, моя бедная Тереза, чтобы вручить вам этот предмет. — Сняв с груди медальон, Жоэль протянул его ей. Глаза женщины расширились от удивления, когда она увидела подарок от заключенного номер 141.
— Да, я знаю этот медальон — он принадлежал моему отцу. Как он очутился у вас?
— Мне передал его законный владелец — Пьер Лесаж.
— Вы видели его? — слабо вскрикнула женщина.
— Видел и говорил с ним в Бастилии.
— А я думала, что он в Венсенском замке. Боже милостивый, неужели он заключен в Бастилию?
107 
