109 
— В чем дело? — спросили они.
— Это все маршал, — ответил кавалерист. — Он делает из нас дураков. Ему мало использовать нас, как пехотинцев, — он еще хочет, чтобы мы лезли в окопы и орудовали кирками и лопатами, словно саперы или минеры.
В середине толпы послышался голос капитана Беранжа, обращавшегося к кому-то, кого бретонец не мог разглядеть.
— Видите, сударь, — говорил он, — мои солдаты отказываются выполнять эту грязную работу. Я попробую убедить маршала взять назад свой приказ, а вы тем временем, пожалуйста, попытайтесь найти саперов и минеров где-нибудь еще.
— Но я повторяю вам, капитан, — ответил его собеседник, — что генерал-майор артиллерии Бассе приказал мне взять у вас пятьдесят человек, чтобы помочь выкопать эту траншею и установить мои мортиры. Черт возьми! Неужели мне придется прибегнуть к силе?
— Умоляю вас не делать ничего подобного, так как мои люди очень возбуждены и могут забыть о воинском уставе.
— Неужели слух обманывает меня? — пробормотал бретонец. — По-моему, я уже слышал этот капризный голос и манеру разговора!
Тем временем офицер обратился к одному из кавалеристов:
— Вот вы — используйте ваш здоровенный рост, возьмите мотыгу и покажите пример вашим товарищам.
Однако кавалерист не двинулся с места.
— Вы что, не слышите меня?
— Отлично слышу.
— Тогда выполняйте приказ или…
— Я выполняю приказы только офицеров, носящих мой мундир и имеющих рост больше десяти дюймов от пяток до макушки.
Раздался всеобщий хохот, после чего офицер рассвирепел окончательно.
— Вы наглец! — заявил он.
— Полегче, мэтр бомбардир! — с усмешкой ответил кавалерист. — Не бросайтесь на меня с такой яростью, а то провалитесь в собственные сапоги, и найти вас там будет чертовски трудно!
Веселье усилилось, и взбешенный артиллерист рявкнул:
— Сержант Бонларрон!
— Здесь! — отозвался высокий старик в стальном шлеме, вылезая из окопа.
— Сержант, возьмите этого возомнившего о себе невесть что кавалериста — того, кто смеется громче всех, — и отведите его на гауптвахту!
— Есть, сударь! — И высокий солдат шагнул к указанному кавалеристу, но когда он протянул руку чтобы схватить его, тот отскочил и проворчал, взявшись за шпагу:
— Осторожней! Не вздумайте притронуться ко мне!
— Берегитесь, сударь, — заговорил Беранж. — Я предупреждал вас, мои люди не потерпят, чтобы с их товарищем грубо обращались.
— Да еще какой-то карлик!
— Карлик?! Это оскорбление нестерпимо! Ко мне, мои бомбардиры!
Артиллеристы выскочили из окопа, размахивая мотыгами и лопатами.
— Сударь, вы будете отвечать за кровопролитие! — заявил кавалерийский офицер.
— А вы будете отвечать за неповиновение и оскорбление со стороны ваших солдат-мятежников, которых я повешу и четвертую за их наглость! Ну-ка, ребята, отделайте как следует этих сквернословов! — Он выхватил шпагу и этот жест повторили его сержант и солдаты.
— Пожалуй, — пробормотал Жоэль, — пришло время вмешаться кому-нибудь, не утратившему хладнокровие.
Он устремился в толпу, очутившись перед рядом шпаг, пик и лопат, поднятых с целью нападения и защиты.
— Мой друг Жоэль! — внезапно воскликнули капитан артиллеристов и его сержант, которых бретонец сердечно приветствовал.
— Пожалуйста, вложите шпаги в ножны! Должен сказать, что вы все неправы. И прежде всего ты, друг мой, — обратился он к Фрике, — прося даже о нужном деле в такой властной, задиристой и агрессивной манере, что тебя неизбежно пошлют к дьяволу. Черт возьми, разве кавалеристы его величества виноваты в том, что они выше тебя ростом? Смирись с этим невольным превосходством и утешься тем, что драгоценности всегда хранят в маленьких пакетиках.
— В этом нет сомнения, — буркнул коротышка, пряча шпагу в ножны. — К тому же дамы всегда отдают предпочтение маленьким галантным щеголям, а не верзилам размером со статую Юпитера!
Жоэль повернулся к Беранжу.
— Капитан, — сказал он, — позвольте мне со всем уважением заметить, что вам бы следовало выполнить приказ короля. Вы ведь не перестали быть его слугой, оттого что сидите па коне. Мы все посланы сюда для того, чтобы взять Фрейбург, а во имя этой цели удар лопатой так же хорош, как и удар шпагой. Быть убитым в окопе — не меньшая честь, чем кончить жизнь в седле.
109 
