очень нудно 
60 
— Ну хорошо, наш гость. Тебе не кажется, что это опасно?
Эрик устал ее убеждать. Взяв камеру, он спустился по ступенькам в подвал, к двери рядом с печкой. Вынул ключ из кармана, со щелчком открыл висячий замок и вошел в промозглую комнатку, где спал Кийт Лондон.
Спальня была совершенно квадратная; ее построил предыдущий хозяин дома и потом сдавал студентам педагогического колледжа, располагавшегося неподалеку. Кийт Лондон лежал на спине, рот открыт, одной рукой прижимает к груди одеяло, другая свешивается с кровати, словно у мертвеца в ванне. Высоко в стене — окошко, которое Эрик в свое время заколотил, и теперь оно пропускает лишь узкие полоски света. Дешевенькие сосновые панели по стенам.
Эрик зажег свет.
Фигура на кровати не пошевельнулась. Эрик бросил взгляд на окно, на дверной проем — возможные пути бегства, хотя ясно было, что гость не покидал постели. Даже без вечеринки улов был неплохой. В бумажнике оказалось больше трех сотен баксов, они помогли ему забрать из вокзальной камеры хранения очень миленькую гитару «овация».
Не запуская пленку, Эрик посмотрел в видоискатель. Сделал максимальное приближение, чтобы сфокусировать объектив на лице юноши. На подбородке слабо пробивалась реденькая щетина. В глубине открытого рта блеснула пломба; глазные яблоки под закрытыми веками судорожно двигались во сне.
Мурлыча себе под нос, Эрик подошел к кровати и дернул за угол одеяла, зажатого у Кийта в руке. Стянув все одеяла до колен парня, он посмотрел через объектив на его безволосую грудь, бледный, гладкий живот, дав увеличение, перевел аппарат на маленький вялый член. Услышав, как по лестнице спускается Эди, он натянул одеяла обратно, до подбородка.
— Не шелохнется, — восхитилась Эди. — Сильную штуку мы ему дали. — Она склонилась над кроватью. — Эй, герой! Вставай на битву! Проснись и пой!
Эрик передал ей камеру. Эди завозилась с объективом, настраиваясь на фокус.
— Он такой смешной, — сказала она. — Такой глупенький.
Потом Эди записала у себя в дневнике: «Думаю, так нас и воспринимают ангелы и демоны. Они видят все дурное, что мы делаем, все наши слабости. Мы лежим в полной безмятежности, смотрим сладкие сны, а эти сверхъестественные существа постоянно парят над кроватью, смеются над нами, выжидая удобного момента, чтобы проколоть наш воздушный шарик. Он ничего пока не знает, но я очень хочу посмотреть, как из этого мальчика пойдет кровь».
21
Видимо, дело тут было в католическом воспитании: Кардиналу всегда нравилось, что он живет на Мадонна-роуд. Само это слово подразумевало множество ассоциаций: милосердие, чистота, любовь. Мадонна — мать, не сломленная горем после убийства сына, женщина, живой вознесенная на небеса, святая, что заступается за грешников перед Господом, который, надо признать, бывает порой довольно твердолобым типом.
Теперь эти ассоциации замутнены: появилась поп-звезда, заменившая милосердие коммерцией, чистоту — фальшью, а любовь — похотью. Но Мадонна-роуд по-прежнему оставалась мирным, тихим местом, узкой улицей, дугой проходящей по западному берегу Форельного озера, где березы поскрипывали от стужи и снег мягко соскальзывал с их ветвей на безмолвные кусты.
Кардинал давно уже бросил ходить на церковные службы, но привычка к постоянному самоанализу и самообвинению никуда не делась. Ему хватало честности, чтобы признаться: как правило, привычка эта не шла во благо, а лишь прибавляла нервности. Сейчас он имел все основания так считать: домик на Мадонна-роуд весь промерз, и условия были весьма далеки от комфортных. «Коттедж с видом на озеро, приспособлен для зимы», — говорилось когда-то в рекламе. Но когда столбик термометра съеживался, сохранить тепло в доме можно было, лишь раскочегарив и камин, и дровяную печь. Поверх теплого белья Кардинал натянул вельветовые штаны на подкладке и фланелевую рубаху. Так и не согревшись, завернулся в махровый купальный халат. Он посасывал дымящийся кофе из чашки, но руки были ледяные. На то, чтобы наполнить чайник из полузамерзшего крана, ушло десять минут. В этом не очень-то милосердном конце улицы Мадонны ветер, бешено пролетев над озером, врывался в дом через окна, несмотря на дорогостоящие и совершенно бесполезные тройные стекла в них.
Белизна снежной поверхности озера была такой яркой, что у Кардинала, когда он смотрел на озеро, начинали слезиться глаза. Он задернул занавески, пытаясь хоть как-то отгородиться. Где-то там, по другую сторону замерзшего озера, возможно, где-то в городе, убийца проводит свой самый обычный день. Может быть, он тоже сейчас наслаждается чашечкой кофе, а в это же самое время совсем рядом — мертвая Кэти Пайн, ее тоскующая мать, Билли Лабелль, лежащий под землей бог весть где, и Тодд Карри на столе в торонтском морге. Может быть, убийца слушает музыку (Энн Мюррей или еще кого-то?) или бродит среди ослепительного снега, повесив фотоаппарат на плечо. Кардинал мысленно отметил: проверить местный фотоклуб, если таковой существует. Если убийца фотографировал Кэти Пайн, он вряд ли рискнул бы отдать отснятую пленку в магазин. Скорее всего, он проявлял и печатал ее сам. Такой человек может состоять в фотоклубе.
60 
