1 
Анне Хольт
Что моё, то моё
Потолок был синий. Продавец магазина, где я покупал краску, утверждал, что тёмный цвет зрительно уменьшит размеры комнаты. Он ошибся. Наоборот: создавалось впечатление, что потолок приподнялся, почти исчез. Именно то, чего мне самому хотелось в детстве: заполучить в собственность часть ночного неба со звёздами и месяцем прямо над окном. Но тогда за меня всё решала бабушка. Бабушка и мама. У меня была детская в бело-жёлтых тонах.
Ощущение счастья почти невозможно удержать в памяти, оно подобно лёгкому прикосновению в толпе: обернёшься – но никого уже нет рядом. Комната была готова, и до его приезда оставалось двое суток – я был доволен. Счастье – это что-то детское, а мне как-никак скоро тридцать четыре. Но, безусловно, я был счастлив.
Комната была готова. На месяце, скрестив ноги, сидел светловолосый мальчик. Он держал в руках бамбуковую удочку с поплавком на леске, внизу на крючке – звезда. Лишняя капля жёлтой краски тонкой полоской сползла вниз к подоконнику, словно небеса вот-вот расплавятся.
Наконец-то мой сын приедет.
1
Она возвращалась домой из школы. Скоро 17 мая [1] . Первое 17 мая без мамы. Она выросла из своего бунада [2] . Мама и так удлиняла юбку уже два раза.
Эмили проснулась ночью, ей приснился кошмар. Папа спал, она слышала через стену его негромкое похрапывание. Девочка примерила костюм, красный кант юбки оказался выше колен. Она слишком быстро росла. Папа любил повторять: «Ты растёшь как на дрожжах, сокровище моё». Эмили провела рукой по мягкой шерсти бунада и села, обхватив колени. Бабушка часто повторяла: «Грете была как тростинка, не вижу ничего странного в том, что девочка так вытянулась».
Эмили почувствовала, что у неё затекли плечи и бёдра. Это мамина вина в том, что она такая высокая. И красный кант бунада уже никогда не опустится ниже колен – теперь некому перешивать её юбку.
Наверное, она попросит купить ей новый костюм.
Плечи оттягивал тяжёлый ранец. Она насобирала букет мать-и-мачехи, такой большой, что папе придётся достать вазу. Когда она была младше, она обрывала только цветки и их можно было ставить разве что в рюмку для яйца, теперь же набрала цветов с длинными стеблями.
Она не любила ходить одна. Но Марту и Силье уже увезли. Они не сказали, куда едут, только помахали ей через заднее стекло автомобиля, за рулем которого сидела мама Марты.
Букет нужно будет поставить в воду. Некоторые цветки уже осыпались. Эмили попыталась поаккуратнее обхватить букет. Один из цветков упал, и она наклонилась, чтобы поднять его.
– Тебя зовут Эмили?
Эмили обернулась. Мужчина улыбнулся. Она стояла между двумя дорогами на узкой тропинке, по которой путь до дома короче, можно сэкономить больше десяти минут. Вокруг никого не было. Она пробормотала что-то в ответ и попятилась.
– Эмили Сельбю? Это ты, верно?
Никогда не разговаривай с незнакомыми людьми. Никуда не ходи с ними. Веди себя вежливо со взрослыми.
– Да, – прошептала она и попыталась пройти мимо.
Новые кроссовки с розовыми полосками погрузились в грязь и палую листву. Эмили почти потеряла равновесие. Незнакомец поддержал её, а затем прижал что-то к лицу.
Через полтора часа в полицию заявили об исчезновении Эмили Сельбю.
2
– Я никак не могла выбросить из головы это дело. Может быть, совесть нечиста. Я закончила юридический факультет в те времена, когда было принято, чтобы молодые матери сидели дома. Так что к моему мнению не особенно прислушивались.
Она улыбнулась, словно моля о покое. Беседа длилась почти два часа. Женщина в постели с трудом перевела дух, её наверняка мучил яркий солнечный свет. Она сжала пальцами край пододеяльника.
– Мне всего семьдесят, – с придыханием произнесла она, – но я чувствую себя уже дряхлой старухой. Вы должны извинить меня.
Ингер Йоханне Вик поднялась и задёрнула шторы. Она постояла в нерешительности, не оборачиваясь.
– Так лучше? – поинтересовалась она.
Пожилая дама прикрыла глаза.
– Я всё записала, – сказала женщина, – три года назад. Тогда я ушла на пенсию и надеялась, что у меня будет, – она приподняла иссохшую руку, – свободное время.
Ингер Йоханне Вик пристально посмотрела на папку, лежавшую рядом со стопкой книг на ночном столике. Женщина кивнула:
1
Национальный праздник Норвегии. 17 мая 1814 года была принята первая норвежская Конституция.
2
Национальный костюм (мужской и женский), который норвежцы надевают по праздникам, в частности 17 мая.
1 
