очень нудно 
50 
— Доброе утро, господин прокурор.
— Наидобрейшее. Присаживайтесь. — Неловким при всей своей наглости жестом Момзен показал гаупткомиссару на единственный незанятый стул, обычно предназначавшийся для посетителей.
Демонстративно глядя мимо него, Тойер справился у Лейдига:
— Что там у вас нового?
— Вчера мы ездили на виллу. Много лет она пустует, так давно, что соседи уже не связывают ее с семьей Гросройте. Но там была его берлога.
— Значит, когда мы с Ильдирим его видели, он шел домой. Вероятно, переплыл Неккар… так что же, вы его поймали?
— Нет, — Хафнер сокрушенно и смиренно помотал головой, словно бывалый охотник, видавший всякое. — Мы обнаружили лишь кое-какие следы в подвале. К примеру, вот это. — Он бросил на стол стопку записных книжек. Тойер открыл наугад одну из них. Там оказались тексты, написанные печатными буквами. Гаупткомиссар подавил желание прочесть их от корки до корки.
— Судя по всему, сестры Плазмы тоже нет в живых.
— Уже пятнадцать лет, — подтвердил Хафнер. — Самоубийство — она повесилась в этом самом доме. С тех пор у Плазмы не зафиксировано конфликтов с полицией из-за ночевок в неположенных местах. Мы узнали все это так поздно, потому что берег Неккара в Виблингене стал элитным. Из местных там теперь днем с огнем никого не сыщешь, только всякий сброд — ученые, юристы и прочие.
Момзен нервно передернул плечами.
— Вероятно, Плазма там и жил. — Штерн казался усталым. — Жрал сырых кур. Ни мебели, ни электричества. Теперь вся местность, разумеется, под наблюдением. Думаю, скоро он будет у нас в руках, но пока где-то бродит. Да, кстати, мы поинтересовались перемещением банковских средств Людевига. Ничего особенного не обнаружили.
Тойер рассеянно кивнул и раскрыл записную книжку на последней странице, которая выглядела самой новой.
ВРЕМЯ ПЛАЗМЫ НАЧАЛОСЬ \ УБИЙСТВО ОЧЕВИДНОЕ СМЕЩЕНИЕ ОЧЕВИДНОСТИ \ ВМЕСТО РЕГУЛИРОВАНИЯ ТЕПЕРЬ МЕСТО ДЛЯ РЕГУЛИРОВЩИКА \ СМЕЩЕНИЕ МЕСТ РЕГУЛИРУЕТСЯ ОДНОВРЕМЕННО \ С ЧЕРЕДУЮЩЕЙСЯ ПООЧЕРЕДНОЙ ПЛАЗМАТИЧЕСКОЙ ОБУСЛОВЛЕННОСТЬЮ \ ОБУСЛОВЛЕНА ОТМЕНА МЕСТ ОТМЕНЫ \ ОТМЕНА ТЕКСТА СТАНОВИТСЯ ТОГДА ПОДЛЕЖАЩИМ ОТМЕНЕ ПРАВИЛОМ\ УПЛОТНЕНИЕ ЛИНИЙ В ВЕРЕВКУ \ РЕЗКО ЗАКАНЧИВАЕТСЯ ВСЕ \ ЧТО НЕ ПЛАЗМА\
— Как я догадываюсь, никто из вас не потрудился прочесть записи? — спросил он, обращаясь к овалу из столов.
— Что вы хотите там прочесть? — с удивленной улыбкой поинтересовался Момзен. — Ведь это набор слов, ни с чем не связанный. Потом вы можете передать их в собрание Принцхорна, ведь вы, гейдельбержцы, так им гордитесь.
Тойер (в свое время энтузиастка Хорнунг так и не смогла затащить его в этот музей) теперь возмущенно возвысил голос:
— Собрание Принцхорна — примечательная коллекция творчества душевнобольных. В этих произведениях, возможно, в самом деле содержатся ответы на многие загадки человеческой психики, поэтому в нашем городе их хранят и изучают.
Хафнер восхищенно уставился на шефа. Тойеру стало неловко при мысли, что его ребята теперь станут считать его еще и знатоком культуры, но Момзен все же заткнулся.
Паузу следовало использовать, ведь люди редко молчат.
— Что, если мы попробуем рассмотреть структуру текста? Вот, например: «Время плазмы началось. Убийство очевидное смещение очевидности… вместо регулирования теперь место для регулировщика». Итак, тут он, на мой взгляд, пишет, что убийство теперь действует там, где прежде действовало регулирование, то есть правило. Я не могу сказать, что это такая уж безумная мысль. «Смещение мест регулируется одновременно с чередующейся поочередной плазматической обусловленностью» — черта, то есть точка. Он опасался, что это новое регулирование влияет на все, что взаимообусловлено. И вот он продолжает: «обусловлена отмена мест отмены». Это может означать: то, что теперь наступило (предполагаю, речь идет о втором убийстве), ведет к тому, что места, где он что-то хранит, то есть его берлогу, нужно отменить, устранить. — К удовлетворению, что удалось извлечь из безумных строчек какой-то смысл, примешивалась неловкость, в которой Тойеру не хотелось признаваться. — Он поменял укрытие. Мы опоздали. «Отмена текста становится тогда подлежащим отмене правилом». Правило, которое он установил в своей безумной голове, а именно хранить свои тексты, больше не действует. Эти тексты были его жизненной целью, его идентичностью, и он от нее отказался. «Уплотнение линий в веревку». Точка. Вероятно, он видит и ощущает какие-то признаки наступления времени плазмы, а для него это должно означать апокалипсис. Он считает, что линии уплотняются в веревку. А для него это означает уход… — Тойер умолк и представил себе ужас, которому Гросройте сопротивлялся десятки лет, в изнеможении цепляясь за ассоциации. — «Резко заканчивается все, что не плазма». Такова его последняя фраза. А перед этим слово «веревка», в уже известной нам манере сочетать параллельные смыслы. Я могу предположить, что он где-нибудь повесится, если уже не повесился. Вспомните его сестру.
50 
