очень нудно 
79 
Настала его очередь идти в ванную.
Он почистил зубы. Потом взобрался на край биде и выглянул в окошко. Улица была пуста, только чья-то белая кошка попалась ему на глаза. Молодой мужчина, видимо, удалился.
В слабом свете лампы над крыльцом Эдвард выглядел бледным и изрядно похудевшим. Он вошел молча, как будто его специально ждали.
И вдруг, когда он разматывал длинный шарф и вешал на крючок пальто, Бенет осознала, что в действительности его приход не случайность, а давно подготовлен. Эдвард, наверное, был в числе тех анонимных собеседников Мопсы, которым один бог знает что она говорила.
Конечно, Мопса приглашала его. Это была ее заветная мечта — увидеть их поженившимися, несмотря на несовместимость характеров, разницу в чувствах, испытываемых друг к другу, и все ради какой-то иллюзорной благопристойности и… ради Джеймса, которого уже нет на свете.
— Полагаю, что моя мать приглашала тебя сюда?
— Она сказала, что это ты меня приглашаешь.
— Эдвард, опомнись. Такого не могло быть.
— Ты была больна, не вставала с постели, когда я звонил. Она сказала, что ты будешь рада видеть меня.
Его тон отнюдь не был наглым; он говорил с печалью, пребывая в давно знакомой ей унылой хандре, может быть, более ощутимой, чем в прежние времена. Это было какое-то заразное состояние духа: тоска окружила ее кольцами.
— Я тебя не приглашала. Это первое, что я намерена тебе сказать.
— А у меня была надежда, что, войдя в этот дом, я попаду в теплые объятия.
— Только не в мои.
Он не изменился. Так же был эксцентрично одет и так же напоминал атлетично сложенного подростка. Тот же мальчишеский взгляд из-под нависшей надо лбом густой копны золотых волос. Рот его был изящно очерчен, но появились предательские морщинки в уголках.
Эдвард постарел, но постарела и она. Только вот чудесная голубизна его глаз осталась прежней.
— Входи и выпей чего-нибудь, — предложила Бенет.
Она собиралась провести его в гостиную, где в буфете хранились напитки, но вспомнила про Джейсона. Мальчик оставался одни в цокольном этаже, где располагалась кухня и такие опасные вещи, как электрический чайник, газовая плита, ножи и прочее.
Она чувствовала при каждом шаге, как он следует за ней тигриной мягкой походкой, как будто на нем совсем не было обуви. Когда они путешествовали вместе по экзотическим местам, Эдвард там был своим среди диких племен, крался бесшумно, как кошка, и считался неплохим охотником.
Присутствие в ее доме Джейсона требовало объяснения, вероятно, такого же, какое было дано Иэну Рейборну. Можно было повторить ту же ложь. Почему бы и нет?
Для Эдварда этого будет достаточно, и он не проявит излишнего интереса. В прошлом он неоднократно заявлял, что вообще не любит детей.
— Я прочел твою книгу, — сказал он. — Мне понравилось. Отличная книга, достойная полученной премии.
Бенет была удивлена и даже тронута. Обернувшись к нему, она искренне произнесла:
— Мне приятно услышать от тебя похвалу.
— А мне приятно осознание того, что многим в этой книге ты обязана мне.
Ей нечего было сказать в ответ. Он как бы заткнул ей рот кляпом.
— Во-первых, только благодаря мне ты вообще решилась поехать в Индию и проникла в такие места, куда без меня тебе доступ был бы закрыт. Во-вторых, оставим за скобками то, что умению излагать свои мысли на бумаге научил тебя я. Ты могла бы оценить мой вклад хотя бы одной строкой, выразить признательность Эдварду Гринвуду, без чьей помощи… и так далее…
— Значит, моральное удовлетворение, которое ты испытываешь, не компенсирует твое участие в моей работе? Ты хотел бы получить вознаграждение в материальной форме?
Бенет стремительно преодолела оставшиеся ступеньки. Гнев душил ее.
Джейсон на время прекратил забавляться с ксилофоном и теперь нагружал игрушечную тележку Джеймса кубиками.
Увидев Бенет, он улыбнулся ей, и личико его радостно засветилось. Он ждал, не хныча и не зовя ее, и был вознагражден за хорошее поведение тем, что она возвратилась к нему. Раскинув ручонки, мальчик направился к ней. Бенет подхватила его, прижала к себе, и прикосновение к детскому тельцу погасило в ней гнев.
Эдвард пристально рассматривал их обоих. Чуть заметный румянец проступил на его лице. Со свойственной ему угрюмостью он прокомментировал увиденную сценку.
— Значит, вот он каков, мой сын.
79 
