очень нудно 
35 
Чаз смигнул, поправил очки в золотой оправе.
– Думаю, вы и сами знаете, сэр, или, во всяком случае, догадываетесь.
Это означает исключение – и никаких вопросов.
– Крепко сказано! – проворчала Хейверс.
– Но так оно и есть. – И Чаз торжественно процитировал: – «Истинный бредгарианец никогда не допустит сколько-нибудь непристойного поведения в области секса». Устав школы, страница двадцать три. Все первым делом открывают эту страницу и вздыхают над ней. Предаются мечтам. – Все еще усмехаясь, юноша раскрыл перед гостями дверь и пригласил их пройти в короткий коридор, выглядевший поновее, чем другие части здания. – Мы пройдем насквозь через спортзал. Так мы сразу попадем в «Эреб-хаус». Спальня Мэттью Уотли там.
Они вошли в спортивный зал, очевидно сравнительно недавно пристроенный к школе, и нарушили ход урока гимнастики, проходившего в западном крыле этого здания. Ребята – все как на подбор ученики младших классов– разом обернулись лицом к детективам и безмолвно уставились на них. Выглядело это по меньшей мере странно. Почему эти дети не переговариваются, не подмигивают друг другу, даже локтем соседа не подтолкнут? Они же еще совсем юные, им едва сравнялось тринадцать лет, однако никто из них не проявлял неусидчивости, избытка энергии, столь характерного для этого возраста. Все они покорно взирали на Линли. Тренер, молодой парень в гимнастических шортах и свитере, тщетно взывал: «Мальчики! Мальчики!»– никто его не слушал. Линли отчетливо ощутил, как вся команда испустила дружный вздох облегчения, когда, следуя за Чазом Квилтером, они с Хейверс вышли из спортзала и двинулись дальше, в северный флигель школы.
Усыпанная гравием дорожка бежала мимо математического корпуса, вилась по поляне среди маленькой, но отрадной глазу березовой рощи, и привела к предназначенному для учеников входу в «Эреб-хаус». «Эреб-хаус», как и остальные строения, был возведен из хэмского камня теплого медового оттенка и покрыт черепицей, здесь также отсутствовали вьющиеся растения, за исключением одинокого ломоноса, свисавшего над запертой Дверью с восточного торца здания.
– Квартира учителя, – пояснил Чаз, подметив, куда смотрит Линли. – Там живет мистер Корнтел. А спальни третьеклассников здесь. – Он распахнул дверь и вошел внутрь.
Для Линли этот шаг означал шаг в прошлое. Вестибюль заметно отличался от вестибюля его родного итонского общежития, но запахи были все те же: молоко, скисшее в так и не вымытой бутылке, подгоревший гренок, забытый в чьем-то тостере, грязная одежда, пропитанная потом, нагревшаяся на раскаленной печке, – вся эта вонь годами и десятилетиями въедалась в деревянные панели, полы и потолок. Даже когда мальчики разъезжались по домам на праздники и каникулы, этот запах упорно сохранялся.
«Эреб-хаус» был одним из старейших общежитий – об этом свидетельствовали когда-то великолепные панели золотистого дуба, поднимавшиеся в вестибюле от пола до самого потолка. За многие годы золото выцвело, а поколения школьников, отнюдь не способных ценить что-либо только за древность, приложили немало собственных усилий к окончательному уничтожению этой роскоши – панели были во вмятинах, царапинах и трещинах.
Немногочисленные предметы мебели были не в лучшем состоянии. К одной стене прислонялся длинный и узкий обеденный стол, куда, по-видимому, сгружалась почта. Десятки лет школьники бросали на него чемоданы и рюкзаки, большие коробки, книги, полученные из дома посылки, в результате чего стол весь покрылся шрамами, точно ветеран многих сражений. Рядом стояли два кресла, испещренные пятнами, давно лишившиеся подушек. Между креслами на стене висел телефон-автомат, а на панели вокруг него было нацарапано множество имен и номеров телефонов. Единственным украшением холла можно было счесть знамя общежития, которое заботливо убрали под стекло. Знамя тоже знавало лучшие дни, теперь же оно износилось до прозрачности, так что почти невозможно было рассмотреть старинную вышивку.
– Тут изображен Эреб<Эреб (лат. Егеbus), в мифологии – порожденная Хаосом подземная тьма; часто употребляется в смысле подземного царства. Эреб и Никта (Ночь) породили Эфир (Небо) и Гемеру (День).>, – пояснил Чаз, когда Линли и Хейверс склонились над этой святыней. – Первобытная тьма, поднимающаяся из хаоса. Брат Ночи, отец Неба и светлого Дня. Боюсь, теперь этого уже не разглядишь. Знамя совсем выцвело.
35 
