очень нудно 
100 
— Нет, если вы — Вера Мессман, — заверил я. — Но вам, конечно, надо захватить с собой какое-то удостоверение личности в банк, подтверждающее, что вы — это вы. Банкиры куда менее доверчивы, чем детективы. — Я улыбнулся. — Особенно в банках как этот, расположенный в международной зоне.
— Послушайте, герр Гюнтер, если это шутка, то не очень смешная. Двадцать пять тысяч человеку вроде меня… Да кому угодно. Это деньги серьезные.
— Теперь, если желаете, я уже могу уйти. И вы больше никогда не увидите меня. — Я пожал плечами. — Послушайте, я могу понять, что вы разнервничались из-за того, что я вот так свалился к вам на голову. Может, и я нервничал бы, окажись на вашем месте. Так что, пожалуй, я пойду. Но только обещайте мне, что придете в банк в три. В конце концов, что вы теряете? Ничего.
Повернувшись, я взялся за ручку двери.
— Нет, пожалуйста, не уходите. — Вера направилась в гостиную. — Снимите шляпу и пальто и проходите.
Я сделал, как было велено. Я не прочь делать, что велят, если распоряжается женщина не очень строгих моральных правил. В комнате я увидел кабинетный рояль с поднятой крышкой, а на пюпитре — ноты Шуберта. Перед высоким двустворчатым окном расположилась пара синих стеганых кресел с серебряными позолоченными дельфинами, у стены манило присесть канапе, обитое цветастой тканью с золотой отделкой и с валиками-подлокотниками. Красовалась еще парочка фигурок арапчат, похоже, не страдавших от холода, и высился большой резной шкаф с головками купидонов на двери. В изобилии висели старые картины, и имелось настенное дорогое зеркало из муранского стекла: оно отразило меня, смущенно озирающегося, — неуместная тут фигура, точно слон, забредший в лавку игрушек. У подножия французских мраморных часов увлеченно читал книгу бронзовый щеголь. Как я понимаю, не детектив Агаты Кристи. В таких комнатах книги обсуждаются чаще, чем футбол, женщины сидят сдвинув колени, а по радио слушают заунывную музыку цитр. Комната сказала мне, что Вере Мессман не особо сильно нужны деньги, так же как не требуются и очки. Но она снова нацепила их и направилась к аккуратному маленькому столику с напитками под зеркалом.
— Выпьете? — предложила она. — Есть шнапс, коньяк и виски.
— Шнапс, — попросил я. — Спасибо.
— Пожалуйста. Если желаете, можете курить. Сама я не курю, но мне нравится запах табака. — Вручив мне бокал, она повела меня к синим креслам.
Я уселся, вынул трубку, оглядел ее и сунул обратно в карман. Сейчас я снова стал Берни Гюнтером, не Эриком Груэном, а Берни Гюнтер курит сигареты. Я вынул табак и принялся сворачивать самокрутку.
— Мне нравится смотреть, как мужчина делает самокрутку, — заметила она, наклоняясь на кресле вперед.
— Если б пальцы у меня не были такими холодными, я управлялся бы ловчее.
— Вы и так прекрасно справляетесь. Я тоже не прочь курнуть, когда закончите.
Я завершил работу, раскурил сигарету и протянул ей. Вера затянулась с искренним наслаждением, будто бы изысканной сигаретой. Потом протянула мне обратно. И даже не закашлялась.
— Конечно, я догадываюсь, кто это, — проговорила она. — Мой анонимный благодетель. Это Эрик, верно? — Она покачала головой. — Ладно, вам не обязательно говорить. Но я — знаю. Я случайно несколько дней назад увидела газету. Там было что-то о смерти его матери. Не требуется быть Эркюлем Пуаро, чтобы понять: он наложил руки на ее деньги и теперь желает возместить ущерб, самоуверенно считая, что такое возможно после его мерзкого поступка. И я вовсе не удивляюсь, что он послал вас, вместо того чтобы явиться ко мне самолично. Наверное, не осмеливается показаться мне на глаза из страха — чего уж там такие, как он, боятся — не знаю. — Вера, пожав плечами, глотнула из бокала. — Для сведения. Когда он бросил меня в двадцать восьмом, мне было всего восемнадцать. Ему ненамного больше, кажется. Я родила девочку, Магду.
— Да, я хотел спросить вас о дочери, — спохватился я. — Мне поручено передать и ей такую же сумму, как вам.
— Вряд ли вы сможете. Магда погибла. Ее убило во время воздушного налета в сорок четвертом. Бомба попала в ее школу.
— Сожалею, — пробормотал я.
Сбросив туфли, Вера красиво села, подобрав под себя ноги.
— Так, на всякий случай, скажу еще, что не держу на него зла. В сравнении с тем, что творилось в войну, не такое уж страшное преступление он совершил, бросив беременную девушку одну. Ведь так?
100 
