Последние отзывы

  215  

Во время первой встречи, как гласит запись переводчика В.Н. Павлова, 3 августа 1944 года Миколайчик сам начал свой разговор со Сталиным с трех вопросов: о будущем обращении с Германией; о договоре об управлении освобожденными районами Польши; о будущей советско-польской границе. Вопрос о восстании практически не был затронут. Получается, что Миколайчик как бы не придал особого значения уже начавшемуся восстанию в Варшаве, желая создать впечатление, будто мыслит гораздо шире и хочет обсуждать принципиальные проблемы будущего Европы. Скорее всего, истинная причина была в том, что у восставших уже возникли серьезные проблемы. Сталин вроде бы принял «игру» Миколайчика, но сразу приземлил дискуссию: «Все эти вопросы имеют большое политическое и практическое значение. Но ни в одном из этих вопросов Миколайчик не коснулся факта существования польского комитета национального освобождения (ПКНО), с которым Советский Союз уже заключил договор о будущем управлении освобожденными районами…»

Речь шла о соглашении от 26 июля, подписанном между правительствами СССР и коммунистическим ПКНО, которым признавалась власть ПКНО на освобождаемой польской территории. Так Сталин определил рамки спора, в котором желал обсуждать проблему Варшавы. Польскому политику пришлось приоткрыть свои карты. Как он сказал, 1 августа польская подпольная армия начала открытую борьбу против немцев в Варшаве, и он, Миколайчик, хотел бы возможно скорее вернуться в Варшаву и создать там правительство, которое опиралось бы на четыре партии, представленные в правительстве в Лондоне, и на ПОРП, то есть на коммунистов. Он хотел бы обратиться с просьбой дать указание, чтобы советские власти содействовали Армии Крайовой.

Далее, имея в виду поставленные вначале три кардинальных вопроса, Миколайчик заявил: «Я не хочу уходить от этих вопросов. Но я хочу быть в Варшаве!»

Сталин не без горькой иронии заметил: «Но Варшава-то в немецких руках…»

Миколайчик заверил, что Варшава будет скоро освобождена, и он будет «в состоянии сформировать сильное правительство, которое станет опираться на всю Польшу».

Сталин снова не без иронии ответил, что уже сейчас хочет предупредить, что советское правительство не признает лондонское правительство, с которым оно прекратило отношения.

В ответ Миколайчик спросил: «Должен ли он понимать Сталина в том смысле, что польскому правительству в Лондоне закрыт путь в Польшу?»

Естественно, польский политик понял своего собеседника правильно, но продолжал: «Когда советские войска вступят в Варшаву, то к вам придет заместитель премьер-министра польского правительства и командующий польской армии, чтобы заняться с вами вопросами управления Польши…»

Непосредственно вслед за этим Миколайчик обратился к Сталину с просьбой дать указания советскому командованию оказать помощь восставшим. В беседах с Миколайчиком Сталин и Молотов с серьезным видом обсуждали процедуру сбрасывания ручных гранат, противотанковой артиллерии и боеприпасов. Обсуждались вопросы сигналов и шифров, даже сбрасывания советского офицера связи…

По некоторым данным, позже Сталин лично приказал командующему 1-м Белорусским фронтом маршалу Рокоссовскому выслать к Бур-Комаровскому двоих офицеров-парашютистов для связи и согласования действий, однако последний не пожелал их принять. Судьба этих офицеров так и осталась неизвестной, и у всей этой истории нет документальных подтверждений. Польская сторона позже заявляла, что никаких офицеров никто не высылал. Был сброшен советский офицер связи, но не в августе, а только 21 сентября…

Перспектива, по Миколайчику, на московских переговорах выглядела так: идет восстание, заместитель Миколайчика уже там, и он вместе с командующим, то есть генералом Бур-Комаровским, готов принять советских военачальников, если те придут в Варшаву. Не будет преувеличением полагать, что своими заявлениями Станислав Миколайчик уже 3 августа 1944 года фактически предрешил будущее поведение советского Верховного Главнокомандующего.

Когда 9 августа состоялась новая встреча, то поведение сторон едва ли изменилось. Миколайчик снова начал разговор с того, что собирается прибыть «возможно скорее» в Варшаву, где сообщит своим коллегам о московских беседах, а сейчас он не имеет достаточных полномочий, чтобы решить вопрос об отношениях с ПКНО и проблему советско-польской границы.

Сталин, не забывая о вопросе признания ПКНО и восстановления границы 1939 года, вроде как бы «обхаживал» польского деятеля: для него теперь Польша должна была стать союзником. «Основой нашей политики, – заявил он 9 августа, – является союз с Польшей. Необходимо, чтобы поляки поверили, что руководители нынешней России не те, что были при царском правительстве».

  215