Нить четвёртая.

Улица Пьяного фонарщика начинается от Весенней площади и проходит через весь Свечной квартал, выписывая весёлые зигзаги, и впрямь, похожие на путь человека, находящегося в подпитии. А ремесло фонарщика приплели к названию потому, что около семидесяти лет назад, когда в Нэйвосе жарким летом начались пожары, на этой улице дома вспыхивали именно как фонари, поочерёдно то на одной стороне, то на другой, словно кто-то следил за порядком поджига.

Миленький квартал, несмотря на свою печальную историю. Зажиточный, спокойный, улицы выметены и вычищены: нет опасности поскользнуться на ледяной лужице, притаившейся между колдобинами утоптанного снега. И далеко от тех мест, где располагаются игровые дома. Что ж, тем безопаснее. Охраняется усердно: только-только мимо прошёл один патруль, старший офицер которого смерил меня взглядом, не предвещавшим ничего хорошего, произойди наша встреча в ночное время, а у поворота улицы уже виднеется следующий. Впрочем, мне бояться нечего. Меня ведь ждут?

А кровля и правда, кривая: изгибается волнами, по всей длине. Наверное, чтобы и вода хорошо стекала, и снег не залёживался. Два высоких этажа и один поменьше под самой крышей. Окна плотно закрыты ставнями, но угрожающего впечатления не производят, напротив, дом кажется сонным и мирным. Но полдень уже наступил: на ближайшей башне двенадцать раз пробил колокол, а никакого шевеления не заметно. Как сказал курчавый? «Вас встретят»? Ну и где встречающие?

— Никогда не опаздываешь, да? — Свистяще осведомились у моей спины.

— И другим не советую.

Разумеется, это она. Давешний гаккар. Хоть я и слышал в её исполнении только одно коротенькое слово, но голос запомнил сразу. Даже оборачиваться не надо, чтобы знать, кто стоит сзади.

— Смелый, да?

— Поздновато бояться, когда тебя загнали в угол.

Она хмыкнула и вышла вперёд.

Складки наброшенного на плечи плаща не позволяют увидеть несуразную лёгкость одежды, равно как капюшон бросает тень на лицо, пряча характерные для убийцы магов черты, а таковые имеются в превеликом множестве. Труд Лотиса был сопровождён любопытными иллюстрациями, из которых я узнал примерное расположение ядовитых желез и другие особенности строения тела и поведения гаккара.

Например, кожа. В обычном состоянии лишь чуть более толстая, чем у человека, в минуты опасности она способна приобретать почти роговую прочность, но за счёт распада на отдельные, хоть и плотно прилегающие друг к другу чешуйки. То бишь, добраться до внутренних органов гаккара довольно трудно. К тому же, почти все значимые кровеносные сосуды расположены глубоко под кожей, в плотном слое мышц, и хорошо защищены.

Кровь. Она течёт в несколько раз быстрее, чем у человека, позволяя телу и жить, и двигаться на недоступной обычному смертному скорости. Правда, из-за этого она становится почти кипятком, по нашим меркам, но зато хорошо греет, и даже в самый лютый мороз не даёт гаккару замёрзнуть, а следовательно, сохраняет его способности в целости и сохранности.

Конечно, нет ничего хорошего в том, чтобы жить быстрее других: ведь и умирать приходится раньше. Поэтому, несмотря на всю брезгливость и страх, которые будила во мне женщина с прозрачными волосами, я вдруг почувствовал жалость. Непонятную, но острую до боли. А когда я начинаю кого-то жалеть, перестаю видеть в нём врага. Очень досадное, но, к сожалению, неистребимое качество характера.

В ответ на мой задумчивый взгляд тонкие бескровные губы шипят:

— Считаешь меня чудовищем, да?

Как она произносит это «да-а-а»: с придыханием, одним движением воздуха, а не голосом...

— А разве ты не чудовище?

  23