очень нудно 
63 
– Мало, товарищ Сталин.
– Не будем его расстреливать. Его надо перевоспитать и исправить. Надеюсь, на Лубянке умеют перевоспитывать.
– Перевоспитаем, товарищ Сталин! Мы его на верный путь поставим.
– Он тут у меня. Я сейчас выделю охрану и отправлю его прямо к вам на Лубянку.
– Лубянка давно по этому мерзавцу плачет.
– Вы меня не поняли, товарищ Ежов. Мы решили товарища Берия послать к вам на Лубянку не в камеры, а в кабинеты. Товарищ Берия назначен вашим заместителем. Вы будете его начальником и постарайтесь своего нового подчиненного исправить и перевоспитать.
11
Идет Люська Сыроежка под ручку с мистером Стентоном. Мистер Стентон Сыроежке в ухо непристойности шепчет. Смеется Люська.
Отлип от стены некто в сером и мистеру рот зажал. И Ширманов рядом. В подъезд дернули. В Вашингтоне подъезды на ключик закрываются. Но профессионален Ширманов. У него в кармане, если порыться, ключи от всякого подъезда найдутся.
Дернули мистера Стентона так, что вроде бы и не было никогда такого мистера на вашингтонских улицах.
Холованов фонариком в очи:
– Здравствуйте, мистер Стентон. Как дела с известным вам изделием?
– Великолепно, мистер Холованов.
– Завершили?
– Полный порядок. Завершили.
– И когда?
– Так неделю же назад.
Отлегло у Холованова. Улыбнулся:
– А вроде к концу года обещали.
– Именно так. Обещал. Но и вы обещали за скорость платить дополнительно. Поэтому мы постарались и завершили досрочно.
– И где изделие в данный момент?
– Как где? Как это где?
– А ты не вскипай! Где, спрашиваю, изделие?
– Так вам же отдали.
– Когда отдали?
– Так вчера же. Девчонка от вас была. Худенькая такая. Симпатичная.
– И трость у нее была?
– Трости не было, женщины с тростью не ходят. Но в сумочке у нее набалдашник от трости был.
– Такой как надо?
– Точно такой.
– А документы ты проверил?
– Как без документов, мистер Холованов? Все документы в полнейшем. И расписочка у меня в сейфе. На вашем бланке.
12
Впереди – Волга. Впереди – мост железнодорожный: одним концом упирается в берег, другим – в горизонт. Тринадцать пролетов. Раньше назывался мост Александровским. Теперь – просто мост. Мало кто помнит его прежнее имя. Мало кто помнит, что начали строить Александровский мост в 1876 году, а через четыре года пошли по нему поезда. Тогда был крупнейший мост Европы, символ русского капитализма, неудержимо прущего заре навстречу. Мост и сейчас смотрится. Страшен мостище. Страшная серая Волга. Вокруг – степь. Уже холодно. Ветер на проводах свистит. Разъезд. Рельсы в три колеи. На откосе надпись белыми камушками: «Слава Сталину!» На запасном пути – «Главспецремстрой-12». Все. Ничего больше.
Пронесся мимо красный экспресс «Куйбышев-Москва», смотрят люди из окон на ремонтный поезд, ничего интересного увидеть не могут.
Потому как все интересное не снаружи, а внутри. Внутри вагона не то почтового, не то багажного. Там, внутри Сей Сеич проверяет готовность Жар-птицы к выполнению ответственного правительственного задания.
– Отсюда ты пойдешь сама. Тут до Куйбышева рукой подать. Главное, чтобы они не поняли, откуда ты появилась. Связи никакой мы с тобой, Жар-птица, поддерживать не можем. Все телефоны в руках НКВД, весь телеграф – в тех же руках. Иди. Если что-то узнаешь или сделаешь, возвращайся сюда. Мы тут на разъезде регулярно по субботам с полночи до полдня.
– Сей Сеич, 913-й километр прямо у Жигулей, вы думаете, что НКВД не догадывается, что у нас тут постоянное место остановок и долгих стоянок?
– Будем надеяться, что они об этом не знают.
13
Жарко в сентябре в славном городе Вашингтоне. Гонит горячий ветер первые опавшие листья по М-стрит.
Закурил Холованов, затянулся, сплюнул и долго матерился, душу изливая.
– Увели. Увели «Контроль-блок». Как же они, гады, меня выследили? Хорошо, хоть Жар-птица вовремя спохватилась. Ладно, этот вариант я ожидал. Боялся его, но именно он и выпал. Знаешь, Ширманов, даже как-то и легче. Наверное, так себя приговоренные к смерти чувствуют. Объявили приговор, и все сразу безразлично. Сгорели мы с тобой, Ширманов. Вся власть, весь контроль теперь в руках Ежова Николая Ивановича. Меня он не простит и тебя тоже. На одном пыточном станке висеть будем.
– Люблю компанию.
– Не будем плакать. Вернемся к делу. Решение для данной ситуации у меня еще в Москве было заготовлено. Наша тактика: не показать Ежову, что мы спохватились. Поэтому убить Стентона мы не можем: это будет сигнал Ежову, что мы заподозрили неладное и включились в борьбу. Но нельзя нам мистера Стентона оставить живым. Его ведь спросят в любой момент: а не интересовался ли Холованов изделием? А что он ответить может? Он и ответит, что Холованов интересовался. В этой ситуации Ежову надо будет немедленно выступать, и сил у него явно больше. Что же нам делать, если нельзя Стентона ни убить, ни живым оставить? Пропасть мистер Стентон тоже не может: это тот же сигнал Ежову.
63 
