10 
У каждого человека этот опасный возраст наступает в разное время. Кто-то долго остается мальчишкой, а кто-то прощается с юностью, едва вступив в ее пору. Внешне почти ничего может и не измениться, но опытный глаз, вот как у меднозвенника, сразу поймет: срок подошел. Сколько я смогу протянуть? Месяц? Два? Три? В какой из дней зелья Гирма превратятся для меня из целительных в ядовитые? Все в мозолистых руках Божа. Но умирать по собственной глупости… Нет уж. Хватило и того, что я уже натворил.
Полосы ткани и кожи, некогда бывшие мундиром, мирно улеглись на полу.
Соединяющий жезл стараются использовать пореже, и удивительно, что Атьен рискнул обратиться к его помощи. Мне и вовсе не доводилось использовать на службе это веретенце, хотя, разумеется, я умел с ним обращаться и знал все последствия наперечет.
Так почему же?
Почему?
Неужели этот день был назначен днем моего последнего экзамена? Наверняка. Недаром же Ирриги медленно и лениво подводил меня к мысли о том, что купец отделается всего лишь взяткой, а потом при неожиданной смене обстоятельств принял противоположное решение. Он хотел посмотреть, как я поведу себя, чтобы убедиться в правильности принятого решения? Что ж, посмотрел. И увидел многое. Больше чем я хотел бы показать.
Конечно, можно было бы сомневаться и питать надежду, но последние слова сереброзвенника отрезали все пути к отступлению. Чумная весна. Она унесла с собой жизни очень многих горожан, в числе которых были и мои родители. Раз Атьен упомянул о ней, значит, он читал касающиеся меня документы из архива Сопроводительного крыла. Раз читал, значит, всерьез подумывал о моем будущем. И надо же мне было так опростоволоситься!
Дур-р-рак. Ну что стоило сохранить хотя бы бесстрастный вид, а еще лучше – изобразить праведное возмущение беспечностью купца, нарушившего правила? Вот тогда эрте Ирриги замолвил бы за меня словечко, потому что лишь с одной стороны чувства являются брешью в стенах души, а с другой – любая служба, исполняемая при участии чувств, достойна восхищения, как вечно твердили наставники. Память же об отце и матери и вовсе священна. Только, увы, зачастую бесполезна.
Нет, я ничего и никого не забыл. Но что проку горевать теперь? Виновник Чумной весны был выявлен и казнен, уложения ужесточены, надзирающие службы натасканы лучше прежнего. Да и Цепь восстановления с тех пор научилась создавать целебные снадобья так быстро, как это возможно для человеческого разума и рук. Купец совершил оплошность, спору нет, но вместо полного уничтожения можно было пойти другой тропинкой. Скажем, отписать письмецо какому-нибудь мелкому Звену, не гнушающемуся сторонними приработками, попросить осмотреть зверька, а уже в случае если тот действительно чем-то опасен, действовать. И жизни были бы сохранены, и кошельки всех заинтересованных лиц наполнены…
Неужели Атьен догадался, о чем и с какими чувствами я думаю? И все это представление было исполнено лишь с одной целью: убедиться в собственных предположениях?
Надо признать, он победил. Нашел уязвимое место в моей обороне и ударил туда, как только появилась удобная возможность. Но все-таки – ждал он от меня проявления чувств или нет? Жаль, теперь не получится узнать это наверняка.
– Ну все, сейчас подыщу новую одежку, а ты пока этим оботрись. – Гирм вручил мне резко пахнущую влажную тряпицу.
От первого же прикосновения кожа словно загорелась, и пришлось сжать зубы, шумно дыша через нос, пока каждая пядь тела не оказалась обработанной. Для чего предназначалось очередное снадобье, повода спросить не представилось: спустя пару минут после окончания обтирания выяснилось, что в комнате приятно прохладный и сухой воздух.
– Вот и чудненько! – Лицо меднозвенника осветила довольная улыбка. – А то еще немного переходил бы и загорелся бы изнутри. Кожу-то всю закупорило чуть не намертво.
Да, что-то припоминаю из объяснений наставников. Но это теперь. А еще час назад был уверен лишь в одном: нужно спешно явиться в Дом. Хорошо, что прибывшие к лавке Лоса Звенья Цепи упокоения не стали задерживать ни меня, ни Атьена больше времени, положенного на пяток вопросов и ответов.
– Только смотри, ремешки на прежний лад не затягивай, – посоветовал Гирм, наблюдая, как я одеваюсь. – Ты все-таки шире стал.
– Намного?
Пятерня меднозвенника задумчиво скользнула по бритому затылку, приглаживая несуществующие волосы.
– Не так чтобы намного, и все же… Будешь заходить ко мне поутру каждый третий день, ясно?
10 
