27 
Цепь мироудержания. Самая неприступная и самая грозная изо всех остальных. Находящаяся на таком верху, о котором я мог лишь мечтать, но, как и многие другие жители Дарствия, мечтать благоразумно не пытался. Власть, не ограниченная практически ничем, право поступать по собственному разумению, только бы достало умения объяснить, что радеешь о службе, а не о себе. Про «багряных» ходили разные слухи, и все они сводились к одному: не стоит оказываться поблизости от места, где появляются красно-белые камзолы. Впрочем, страшно не стало. Бояться надо было начинать раньше, когда прямо перед моими глазами разорвались руки, а теперь люди, постепенно украшающие своим присутствием соседнюю камеру, вызвали у меня лишь неподдельный интерес.
Первым на залитый кровью пол ступил мужчина средних лет с благообразно причесанными длинными пегими волосами. Медальон, при каждом шаге лукаво поблескивающий в складках камзола, ясно указывал: именно этот пришелец будет заправлять всем, что случится далее. Тенью за Золотым звеном следовал молодой человек, телосложением походящий на солдата тяжелой пехоты, но двигающийся ловко, как давешний юный карманник, и держащий правую ладонь на предмете, знакомом мне едва ли не лучше, чем всем остальным присутствующим.
Бракк. Немного другой длины и очертаний, чем принадлежащий мне, но вполне узнаваемый. Если для простого люда наш брат-сопроводитель казался чем-то непостижимо-легендарным, то у нас самих зависть и восхищение вызывали те, кто хранил жизнь и благополучие Звеньев Цепи мироудержания. Хотя вряд ли его Ведущий так уж сильно нуждается в защите, ведь он, в отличие от чиновников, за которыми ходим мы, строен, подтянут и явно также напичкан под завязку всевозможными зельями, потому что двигается по-юношески легко, разве что чуть более скупо.
Пока я ерзал на лежанке и прислонялся к стене, чтобы было удобнее наблюдать за происходящим, золотозвенник подошел к искалеченному парню, присел на корточки и всмотрелся в искаженные болью черты. Потом поднял голову и печально произнес куда-то в пустое пространство:
– Будем стоять или будем действовать?
Из-за спин стражников тут же раздалось недовольное:
– Ишь понабежали тут… А ну, расступись!
Женщина, вошедшая в камеру третьей, своей шириной напомнила мне давешнюю любительницу собак, однако росточка во вновь прибывшей было намного меньше, и синяя мантия окутывала собой этакий колобок, но не плотно скатанный, а весьма рыхлый и колыхающийся при малейшем движении. Волос на голове Серебряного звена Цепи одушевления по традиции не было, но, видимо, дама, в отличие от Гирма, не нашла в себе достаточных сил, чтобы отказаться от бровей и ресниц, а заодно и густо их накрасила.
– При всем уважении к вам, эрте… – Вместо окончания фразы золотозвенник придал своему лицу выражение заинтересованного ожидания, а вовсе не строгого сожаления, и спустя вдох я понял, почему вышестоящий чин предпочел поощрить опоздавшую, а не пожурить.
С резвостью, удивительной для роста и веса, женщина метнулась к лежащему телу, изогнулась над ним, словно принюхиваясь, потом в мгновение ока оказалась уже у решетки, на которой все еще висели скрюченные кисти рук.
– Так-так-так…
Сереброзвенница, прикрыв глаза и мечтательно улыбаясь, нежно потерлась щекой о бледный покров обескровленной плоти, лизнула запекшиеся капли, склонила голову набок, словно о чем-то думая, повернулась к золотозвеннику и решительно заявила:
– Ничего не осталось.
– Эрте уверена?
– Эрте знает свое дело.
В словах женщины помимо скучного спокойствия прозвучало что-то вроде игривого вызова померяться силами. По губам пеговолосого скользнула улыбка:
– Что-нибудь расскажете?
– Увы, тут и говорить не о чем. Вытеснение не завершилось, как должно было: похоже, несчастный слишком поторопился. Впрочем, если бы он оказался терпелив и выдержан, мы с вами не стояли бы тут и не знали самого главного.
– Все-таки прошедшая ночь?
Слово «прошедшая» золотозвенник выделил особо. Женщина еще раз посмотрела на пальцы, обвившиеся вокруг прутьев решетки.
– Думаю, да. Но точное время вы установите и сами, а я скажу только то, что знаю наверняка: это случилось.
В ее голосе не прибавилось ни единой нотки тревоги или озабоченности, но мне почему-то стало вдруг не по себе. «Это»? Что именно? Пришла новая чума, принесшая с собой повальное безумие?
– Теперь попрошу не мешать мне, разлюбезные эрте, – сказала женщина, возвращаясь к бездыханному телу.
27 
