читайте - не пожалеете 
66 
Погруженный в свои мысли охотник уже не прислушивался к разговору привратницы и аббатисы, иначе уловил бы в словах последней весомый повод для тревоги.
— Матушка, мы же никогда раньше…
— Все однажды случается впервые.
— У него же не найдется денег.
— Не все в этом мире меряется звоном монет, Лионелла.
— Но…
— Девочка отправится завтра в эту, как ее? Оглобинку. Это богоугодное дело. И это моя воля. А ты отправишься вместе с ней.
* * *
Где-то далеко за жемчужной дымкой рассветного тумана высокое небо постепенно наливалось лазурью, но Эвиэль могла только вообразить, насколько оно красиво или безобразно, потому что мутная вуаль, висевшая перед глазами, за что-то вновь обиделась на свою хозяйку и не желала стать хоть немного прозрачнее. А увидеть хотелось многое. Стены аббатства, в котором ее приветили и пригрели. Лицо аббатисы, которое непременно должно сиять господней благодатью. Лесные просторы, как говорят, открывающиеся взгляду с внешней галереи. Обо всем этом Эвиэль могла лишь слушать рассказы, неустанно молясь и смиренно прося Всевышнего, чтобы тот снизошел до своей несчастной дочери и даровал ей ясность взгляда.
Впрочем, сама себя несчастной девушка вовсе не считала: так о ней шептались по углам монахини. А для Эвиэль туман, застилающий глаза, был привычнее всех прочих ощущений. В конце концов, она родилась, уже окутанная этой странной завесой. Священник, что присутствовал при родах, а позднее учил девочку первым словам молитвы, говорил, что подобными знаками обычно отмечаются люди, пришедшие в мир, дабы сотворить нечто значительное… Нечто чудесное…
А покуда чудес не было. Была дорога, по которой Эвиэль шла рядом со старой монахиней. Приноравливаться к медленному шагу не требовалось, потому что и сама девушка не могла идти быстро, не видя пути у себя под ногами. Острые камешки то и дело впивались в тонкие подошвы сапожек, не предназначенных для долгих странствий, но болезненное покалывание только лучше помогало Эвиэль осознавать, что происходит.
Она исполняет волю господню! Она исцелит и благословит болящего. Должно быть, вот и начинает сбываться предназначение, которым ее наделили небеса. И никакое ворчание сестры Лионеллы, сколь бы злобным оно ни было, не умалит радость наступившего дня!
— Осторожнее! Неровен час, завалишься на обочину!
Девушка в синем плаще послушницы повернула голову, посмотрела на монахиню своими ясными, но ничего не видящими глазами и лишь растерянно улыбнулась предупреждению.
Душно. Пыльно. Хорошо еще, солнце не слишком быстро поднимается над головой, иначе шагать по тракту меж полями было бы и вовсе невыносимо. Эх, следовало бы выйти из аббатства еще до рассвета, затемно! Все равно бы ни одной живой души не встретили бы. А что до мертвых…
Сестра Лионелла осенила себя крестом, впрочем, не проникаясь искренним ужасом при воспоминании о бродящей где-то неподалеку нежити, а скорее отдавая дань традиции. Ну, бродит, и что с того? Мертвяк ведь всего один, стало быть, и нападать будет только на того, кто не озаботился попутчиками, а к двоим подойти побоится, пусть даже эти двое — старуха и молодуха, одинаково беспомощные перед лицом любой угрозы.
Да и нечего пугаться мертвых, когда от живых не знаешь чего ждать. Вон, аббатиса вчера сама на себя была не похожа. Какой бес ее дернул откликнуться на прошение того селянина? Ведь должна была отказать, видит Всевышний, должна была! Так нет, поступила наоборот, да еще грозно так приказала… Не видела еще сестра Лионелла такого лица у хозяйки тарнской обители. За все годы верной службы ни разу не видела.
И сопровождения никакого нет. Пусть деревня и недалеко, но ведь не полагается монахиням одним по дорогам ходить. Можно было бы снарядить кого-нибудь в помощь. Селян тех же. Или давешнего сквайра попросить, уж он-то и его люди защитить смогут от любой напасти, что способна приключиться в путешествии. Но нет, словно торопилась аббатиса или не желала никого тревожить попусту.
От дороги в поле сворачивала тропинка, и сестра Лионелла, взяв под руку свою спутницу, двинулась туда, в шелково-острое море травы. Зачем глотать пыль, если можно вдохнуть ароматы раскрывающихся навстречу солнцу цветочных бутонов? Да и к пчелиному жужжанию прислушиваться приятнее, нежели к собственным шаркающим шагам.
Когда-то на этом поле росла рожь, вон кое-где усатые колоски до сих пор виднеются, но подходящего количества рабочих рук, чтобы возделывать эту пашню, давно уже нет в округе. Кое-где по краям селяне еще стараются удерживать землю от запустения, а здесь в синеве васильковых прогалин словно отражается небо. Хотя лучше уж так, а вот в лесу, судя по обрывкам разговоров, все мертвее и мертвее становится, знать бы, почему.
66 
