20 
– Стойте! – крикнул Монтальбано.
Человек замер, он думал, что был здесь один. Монтальбано настиг его в два прыжка, схватил за лацканы пиджака, приподнял и оттащил от края.
– Да что вы надумали? Утопиться хотели?
– Да.
– Но почему?
– Потому что моя жена наставляет мне рога.
Чего угодно мог ожидать Монтальбано, но только не подобного объяснения, человеку было явно за восемьдесят.
– Вашей жене сколько лет?
– Ну, скажем, восемьдесят. Мне восемьдесят два.
Нелепый разговор в нелепой ситуации, и комиссару не хотелось его продолжать; он подцепил человека под руку и, подталкивая, потащил в сторону города. В этот момент, усугубляя абсурдность ситуации, человек представился:
– Позвольте? Я Джозуе Контино, в прошлом учитель начальных классов. А вы кто? Разумеется, если сочтете нужным мне об этом сказать.
– Меня зовут Сальво Монтальбано, я комиссар управления охраны общественного порядка Вигаты.
– А, вот как! Вы как раз кстати: скажите ей вы, этой страшной шлюхе, моей жене, чтоб она не смела путаться с Агатино Де Франческо, иначе я в один прекрасный день сотворю что-нибудь неподобное.
– Кто это, Де Франческо?
– Когда-то служил почтальоном. Он моложе меня, и пенсия у него в полтора раза больше моей.
– Вы уверены в том, что говорите, или это только подозрения?
– Уверен. Вот те крест. Каждый божий день после обеда, в дождь или в ведро, этот Де Франческо является пить кофе в бар прямо у моего дома.
– Ну и что?
– Вот вы, сколько времени вы будете пить чашку кофе?
На мгновение Монтальбано поддался тихому сумасшествию старого учителя.
– Зависит от обстоятельств. Если у стойки…
– При чем здесь стойка? За столиком!
– Ну-у, если, к примеру, у меня в баре встреча и я жду кого-нибудь или просто хочу убить время…
– Нет, дражайший, этот заседает там только затем, чтобы пялиться на мою жену, и она тоже на него смотрит, и, уверяю вас, возможности они не теряют.
Между тем они уже добрались до города.
– Учитель, где вы живете?
– В конце проспекта, на площади Данте.
– Давайте пройдем задами, так лучше. – Монтальбано не хотелось, чтобы старик, мокрый и дрожавший от холода, возбудил любопытство и вопросы соседей.
– Вы подниметесь ко мне? Хотите чашечку кофе? – спрашивал учитель, пока вытаскивал из кармана ключи от подъезда.
– Нет, спасибо. Переоденьтесь, пожалуйста, учитель, и обсушитесь.
В тот же вечер он вызвал Де Франческо, бывшего почтальона, старичка тщедушного и вздорного. На советы комиссара тот отреагировал неприязненно, визгливым голосом:
– Я свой кофе буду пить, где моей душеньке угодно! Это что, запрещается ходить в бар около дома этого маразматика Контино? Я удивляюсь на вас, ваше дело представлять закон, а вы пускаетесь в такие разговоры!
– Конец, – сказал ему муниципальный полицейский, державший любопытных на расстоянии от входа в дом на площади Данте. У двери в квартиру стоял бригадир Фацио, он безутешно развел руками. Комнаты были в идеальном порядке, чистые как стеклышко. Учитель Контино лежал на одном из кресел, у сердца – маленькое кровавое пятнышко. Револьвер валялся на полу рядом с креслом, допотопный пятизарядный «смит-и-вессон», восходивший, должно быть, ко временам Дикого Запада, но, к несчастью, оставшийся в исправности. Жена покоилась на кровати, у нее тоже было пятнышко под сердцем, в руках зажаты четки. Вероятно, молилась, прежде чем дала мужу себя застрелить. И опять Монтальбано подумал о начальнике полиции, на этот раз тот оказался прав: здесь смерть обретала величие.
Расстроенный, резкий, он дал распоряжения бригадиру и оставил его дожидаться судью. Он почувствовал, помимо внезапной грусти, легкий укол совести: а если бы его вмешательство оказалось более продуманным? Если бы он предупредил в свое время друзей Контино, его врача?
Он долго ходил по набережной и по своему любимому восточному молу, потом, немного успокоившись, вернулся в управление. Там сидел Фацио, злой как черт.
– Что такое, что случилось? Судья еще не приезжал?
– Нет, он был, уже увезли тела.
– Тогда что тебя разбирает?
– А то, что пока полгорода стояло и глазело на пальбу учителя Контино, какие-то сукины дети не теряли времени и обчистили две квартиры, все вынесли, от и до. Я уже отправил туда четверых наших. Дожидался вас, чтоб самому туда пойти.
– Хорошо, иди. Здесь останусь я.
Комиссар решил, что пришло время приниматься за дело всерьез: придуманная им уловка должна подействовать, совершенно точно.
20 
