45 
– Но что же произошло, сэр?
– Захват, мистер Бастэйбл. Они сидят на нас. Их гондола на нашей камере. Как огромный проклятый паразит.
– Мы в ловушке?
Он скорчил гримасу.
– Я думаю, это скорее нечто вроде изнасилования, мистер Бастэйбл.
Он потряс головой, провел пальцами по губам.
– Это моя вина. Это был единственный вариант, которого я не предусмотрел. Если они заберутся в наши инспекционные люки… – он отдал несколько приказов по-русски. Из нашего крошечного арсенала были извлечены ружья и пистолеты, и каждый сжимал теперь в руке оружие.
– Все к люкам! – крикнул Пильняк. – Отразим абордаж!
Я никогда еще не слышал, чтобы это слово употребляли в реальной жизни.
Теперь над нами взвыли моторы вражеского корабля – нас потащили вперед.
– Все машины полный назад! – приказал капитан. Он повернулся к нам. – Это может разорвать нас и их. Но боюсь, другого выбора у нас нет.
Корабль задрожал, как будто страдал от чудовищного приступа желудочных колик.
Мы побежали по качающимся трапам к люкам, внимательно прислушиваясь к звукам, доносившимся из камеры. Их могли производить только люди, которые медленно спускались нам навстречу. Стрелять внутри инспекционных ходов означало потерять сжатый газ и задохнуться в его облаках. Менее половины наших монтеров были вооружены противогазами, потому что «Вассарион Белинский» никогда не предполагал, что ему придется быть взятым на абордаж.
– Придется стрелять, если они появятся, – сказал Пильняк. – Может быть, это наш единственный шанс.
Я сжимал револьвер, пять или четыре вооруженных ружьями механиков стояли в узком проходе прямо позади меня, а корабль трясся и вздыхал в усилии вырваться из захвата.
– Они идут на тот же риск, что и мы, их корабль может разрушиться точно так же, как наш, – сказал я.
Пильняк снова улыбнулся мне – как умеют улыбаться только русские.
– Вот именно, – сказал он.
Крышки люков начали подниматься.
Мы приготовили оружие.
Глава пятая
Социализм? Анархизм? «изм»?
В хмуром лунном свете, пробивавшемся сверху через открытые люки, невозможно было разглядеть фигуру, спустившуюся вниз первой. Пильняк по-русски приказал сложить оружие, поскольку мы немедленно откроем огонь. Но затем мы заметили болтающийся на палке кусок простыни. Белый флаг. Они хотели вести с нами переговоры.
Пильняк растерялся. Он сказал захватчикам, чтобы они стояли на месте, пока он не получит новых указаний. Один из механиков помчался по коридору назад, к рулевой палубе.
Люди в люках откровенно веселились и отпустили пару-другую шуточек, которых я не понял, а Пильняк, как мне показалось, нарочно пропустил мимо ушей. Для меня, однако же, не было сомнений в том, что ни один из захватчиков не хочет сражаться. Слишком немногие уцелели бы после такого боя.
Полагаю, капитану Леонову это тоже было ясно, потому что он вернулся вместе с механиком. Пильняк объяснил ему, что происходит. Он повернулся к человеку с белым флагом:
– Вы знаете, что ситуация для нас обоих сложилась неразрешимая. Кто ваш предводитель?
Коренастый невысокий человек подался вперед и иронически отсалютовал капитану Леонову.
– Пусть буду я, – заявил он.
– Вы их предводитель?
– У нас нет предводителей.
– Следовательно, вы будете говорить от их имени.
– Полагаю.
– Я капитан Леонов, командир этого корабля.
– Я Нестор Махно, борец за дело великой анархии.
Я был поражен. Прежде, чем я успел взять себя в руки, у меня вырвалось:
– Махно!
Тот самый человек, с которым я сидел в японском плену! Никогда бы не подумал, что мне доведется вновь увидеть его. Я не имел ни малейшего представления о том, что он имеет какое-то отношение к воздушным кораблям.
Он узнал меня и улыбнулся:
– Добрый вечер, мистер Бастэйбл. Похоже, вы снова угодили в плен.
– Да и вы не без того, – заметил я.
Он улыбнулся. Ироническая, почти ласковая улыбка.
Он был одет в богато разукрашенную старую казачью шинель с множеством зеленых и золотых нашивок, крестьянскую рубаху с поясом, шаровары и высокие сапоги. Астраханская шляпа набекрень кокетничала на его голове. Он выглядел точно как картинка романтического казака из книжки, и у меня сложилось впечатление, что он сознательно культивирует этот образ. На боку у него висела настоящая казачья сабля, а рукой он играл с рукоятью автоматического пистолета, заткнутого за шитый серебром пояс.
45 
