Двадцать восьмого февраля, дождавшись, когда стемнеет, мы с мамой пошли выгуливать шубы, дабы та моль, которая ела их всю зиму, могла подышать свежим воздухом и собраться с силами перед весенне-летним сезоном. Медленно, как две копны, мы продвигались по самым неосвещенным дворам и переулкам в окрестностях улицы Савушкина. Темнота была непременным условием, при котором я пару раз в год соглашалась выйти на улицу в этом чудовищном тулупе – даре вологодской тетки, от которого в свое время не удалось отвертеться, а теперь было жалко выбросить. С маминой шубой история была еще печальнее. Шуба была, можно сказать, боярская – норковая, стелющаяся по земле, с широкими рукавами и воротником асимметричной формы на безвкусной золоченой пуговице. От мехового одеяния убийственно разило нафталином, поскольку всю зиму она провисела в шкафу. Мама не носила ее по целому ряду причин, хотя мечтала о ней года два: уговаривала папу, копила деньги. Потом вершился ритуал покупки: каталоги, журналы мод, хождение по магазинам и салонам, примерки, муки выбора. Поначалу мама таскала с собой меня, но чем дальше, тем реже – во-первых, это было мне неинтересно, а во-вторых, я ее компрометировала своим видом и поведением: в салонах хватала руками шиншилловые палантины и к ужасу продавщиц норовила их примерить, на вопль: «Так какую же мне выбрать?!» отвечала: «Возьми вон ту прикольную, с бантом на попе», или: «Да они все какие-то облезлые», или: «Лучше поехали на птичий рынок, найдем там такую же в десять раз дешевле, заодно на хомячков посмотрим», и прочее в том же духе.
Наконец к середине зимы, свершилось – шуба была куплена. Но тут мама где-то вычитала, что норковые шубы в цивилизованном мире носят только проститутки из стран Восточной Европы. После этого шуба прочно поселилась в шкафу и покидала его пару раз за зиму, когда ее полагалось проветрить, чтобы ее, не дай бог, никто не съел.
Мы брели дворами, стараясь выбирать неосвещенные участки трассы, и болтали ни о чем, когда у мамы в сумочке заиграл мобильник. С полминуты она с кем-то жизнерадостно чирикала – я не вслушивалась – а, закончив, сказала мне:
– Гелечка, тетя Наташа приглашает нас на чашечку чаю. Зайдем? Заодно и прогуляемся полчасика.
Все-таки хорошо, что мы выбирали самые темные дворы и закоулки: мама не увидела, как у меня вспыхнули щеки. Вот это и называется подарок судьбы! Как-то сразу я осознала, что на улице уже почти март – чудесный, прохладный, свежий весенний вечер.
– Ну, давай зайдем, – равнодушно согласилась я. – Что там у нее, вечеринка?
– Ничего особенного, – со смешком сказала мама. – Бабьи посиделки. Натка с подругой Майей отдыхают от своих мужиков.
Так, поняла я, значит, Саши там нет. В этом по крайней мере один плюс – он не увидит, как я захожу в его квартиру в дурацком тулупе. И вообще, если уж мама попадет в гости, то одной чашечкой дело не ограничится, а там, глядишь, и «мужики» вернутся. Мне много о чем хотелось с ним поговорить: например, спросить, добилась ли Погодина успехов с кассетой «Бурзума ». Предвкушая, каждая по-своему, приятный вечер, мы бодрым шагом двинулись в сторону Белой Башни.
Бабьи посиделки у Хольгеров были организованы основательно. В гостиной витали клубы сизого табачного дыма, проникновенно пел Джо Дассен, за художественно сервированным журнальным столиком восседала с сигареткой массивная тетя Майя с видом полной расслабленности и неги. Тетя Наташа встретила нас в дверях и, не забыв отметить наши доспехи («Ах, какая стильная молодежная дубленочка! Гелечка, почему же ты ее не носишь постоянно?!»), пригласила угоститься тортом «наполеон» собственной выпечки – разумеется, «погубленным и неудавшимся», зато изготовленным по эксклюзивному рецепту. Но не успела я опробовать на себе ее кулинарные эксперименты, как вдруг выяснилось, что мое присутствие на этом празднике жизни вовсе не приветствуется и вроде бы даже лишнее. В самой любезной форме мне было предложено после обещанной чашки чаю перебазироваться на пятый этаж того же дома, в квартиру тети Майи, где в данный момент происходит молодежная вечеринка в честь дня рождения ее сына Дани и где мне, несомненно, будет гораздо веселее, чем в унылой компании трех старых теток. На мое растерянное: «Но я же там никого не знаю!» – тетя Наташа с негодованием воскликнула: «А Сашеньку!» – и я поняла, что попала.
Упиралась я минут двадцать. В ход пошли все аргументы – от «я не одета» до «я не хочу навязываться незнакомым людям». Но тетя Наташа поставила себе цель выжить меня из квартиры Хольгеров и добилась ее. Она позвонила в квартиру Майи, обрадовала собравшихся там вестью о моем приходе, после чего бросила трубку и сообщила, что меня с нетерпением ждут. Пришлось идти.