78 
Дерево, еще дерево… Сухие стволы с голыми ветвями, похожими на когти хищных птиц. Мертвый лес до самого горизонта. Ураган несет по небу грозовые тучи, гнет деревья к земле и ломает их. Из туч вырываются молнии, десятки, сотни, тысячи молний, наполняя пространство жутким светом. Молнии поджигают деревья. Весь лес охвачен огненной бурей. Вихри разбрасывают по небу клубы копоти. Грохот и оглушающий рев. Земля раскалывается, и из глубоких трещин вырываются языки пламени. Миру приходит конец. Моя душа превращается в пепел.
В лесу, среди багровых и черных стволов, я замечаю какое-то шевеление. Разве там можно кому-нибудь выжить, невольно удивляюсь я и вижу, как из леса выползает огромный ящер. Ничего более омерзительного не являлось мне даже в ночных кошмарах. Волоча за собой шипастый хвост, ящер ползет прямо ко мне. В его выпученных глазах без зрачков пляшут отблески огня. Голодная зубастая пасть распахнута, на траву стекает ядовитая слюна. Она хочет меня сожрать, эта тварь, выползшая из бездны моей ненависти и ярости. Но я не боюсь ее. Чего мне бояться воплощения собственной ревности? Для того она и явилась, чтобы умереть. Медленно, мучительно и наверняка.
Я поворачиваю голову направо и отдаю приказ. Вперед шагает первый воин. Это рыцарь, закованный в доспехи с ног до головы. Вороненые латы отсвечивают красным, плюмаж над головой – как грозовое облако. Забрало опущено, только щель там, где глаза, но и они скрыты в тени. Доспехи сплошь усажены шипами: на плечах, на локтях, на груди. С плеч складками ниспадает тяжелый бархатный плащ. Щит украшает геральдическая надпись-девиз: «Hate and Madness». В руке у рыцаря огромный острый меч. Вдоль клинка идет гравировка: «Kill'em all». Я не помню, где слышала это выражение, но оно мне нравится: в нем слышится нечто окончательное и неумолимое.
Рыцарь выступает вперед, поднимая меч. Он выглядит могучим, преисполненным высокомерия и неуязвимым. Но я движением руки останавливаю его и вызываю стоящего слева. Точнее, стоящую – потому что это фурия. На ней нет иной одежды, кроме кожаной маски на лице, однако вид ее обнаженного тела вызывает не вожделение, а оторопь – оно напоминает высохший труп. Но впечатление от ее мощей обманчиво – фурия невероятно сильна. Ее длинные взлохмаченные волосы шевелятся, как клубок змей. В обеих руках хлысты. Под маской угадывается дьявольская улыбка, кровожадная и безумная.
Ящер подползает все ближе. Его опаленный панцирь пышет жаром. «Идите. Не церемоньтесь, нападайте с двух сторон», – говорю я воинам и чувствую, как рядом со мной становится третий, охранявший мою спину. Он в плаще цвета морской волны, с низко опущенным капюшоном. У него нет другого оружия, кроме лука. Я не могу разглядеть его глаз, зато вижу, как он улыбается – спокойно и насмешливо. Ему я доверяю больше, чем остальным. Он не слуга – он союзник. Но вовсе не факт, что он поступит так, как я прикажу.
– Что будешь делать? – спрашиваю я.
Третий не отвечает. Вместо этого он натягивает лук и, почти не целясь, стреляет твари по глазам: по стреле в каждый. Тварь шипит и дергает головой. Я мельком жалею, что она не может завыть от боли – мне бы это доставило удовольствие. Фурия балетным движением подскакивает сбоку и наносит страшный удар хлыстом, срывая куски панциря. Рыцарь заносит меч. Стрелок смеется и снова натягивает лук. Я отворачиваюсь и иду прочь – мне уже неинтересно. Огненная буря заканчивается. Похоже, я начинаю успокаиваться. Вряд ли моя ревность перегорела совсем; скорее всего, я просто устала от нее. В конце концов, может, все не так уж страшно. Ведь он не покраснел, не смутился, а всего лишь самодовольно усмехнулся…
– Ну, что с лесом?
Резкий голос Антонины был сопоставим с эффектом ведра холодной воды на голову. Я потрясла головой, протерла глаза. Вот я, сижу за столом в каморке, джинсы мокрые от чая, а передо мной стоит преподавательница и смотрит на меня с большим подозрением.
– С лесом, спрашиваю, что?
– Сгорел лес, – вздохнула я.
– Как сгорел?!
– Лесной пожар. Гроза, молния, и пошло-поехало… И зверюшки все того… И ящерки…
Подозрение на лице Антонины перешло в тревогу.
– Ты здорова ли? Иди-ка ты, голубушка, домой.
Я беспрекословно поднялась с места и направилась к двери. В голове звенело, в глазах двоилось. Зато на душе был мертвый штиль. Тихо, темно, спокойно. И никакой ревности.
– Только сажу с лица вытереть не забудь! – крикнула мне вслед Антонина. – Чумазая, как трубочист!
78 
