– Мисук!
– Привет, Мотылек!
Лицо феи осветила улыбка. Наряд мальчика только прибавлял ей изящества. Ким быстро оглянулся по сторонам, в любой миг ожидая появления хваранов или, того хуже – наставника.
– Ты с ума сошла! А если вонхва заметит?
Мисук пренебрежительно махнула рукой.
– Я здесь с самого утра, и никто ничего не заметил.
– Почему ты сразу не дала мне знать?
– Ждала, пока сам догадаешься.
– Зачем ты сюда пришла?
– Если я скажу, что пришла повидать тебя, ты конечно не поверишь?
Ким, не обращая внимания на иронию, сел рядом с ней на крыльцо.
– Ты видела Тошнотника у ручья?
– Что за дурацкие вопросы? Да я едва успела от него ускользнуть… а тут еще проклятый страж подвернулся, потянул свои когтистые ручонки…
– Мисук, пожалуйста, давай уйдем отсюда! Тебя заметят…
– Вот если мы будем прятаться по кустам, тогда точно заметят! А здесь никто не подумает.
– Я же подумал!
– Так то ты!
Ким тяжело вздохнул, покоряясь. Переупрямить Мисук не удавалось еще никому. Она была всё та же – дерзкая, отважная, всегда готовая бросить вызов кому-то во много раз сильнее ее. И, разумеется, проиграть. Ким взглянул ей в лицо – и разглядел наконец на щеках дорожки от высохших слез. В глазах Мисук затаилось горе.
– Что случилось? – спросил он, не скрывая беспокойства. – Почему за тобой гнался Тошнотник?
С лица Мисук сбежала улыбка.
– Всё плохо, Мотылек, – сказала она глухим голосом. – Учитель Кагеру здесь, на Каменной Иголке.
Ким похолодел. И тут же понял, что не удивлен. Хоть он и гнал эту мысль от себя много месяцев, но втайне боялся и ожидал именно этого. С тех самых пор, как встретил Тошнотника…
– Как же я ошиблась! Думала, мокквисин ни на что не годен… что он беспомощен и не опасен… А он снова перехитрил меня! Кто-то наделил его силой, которой невозможно сопротивляться. Я, фея, не понимаю, в чем ее источник. Это нечто чуждое и страшное, ни от Земли, ни от Неба, ни от Нижнего мира. Оно не дает себя разглядеть. Одно мгновение ты видишь радужные переливы, а потом оно наносит удар…
Голос Мисук задрожал, из глаз снова потекли слезы. Ким подвинулся ближе и взял ее за руку; она этого даже не заметила.
– И вот цена моей ошибки! Мокквисин со своим волком пришли к нам на Иголку. Захватили пещеру… Убили моего отца…
– Тигра? – изумленно воскликнул Ким. – О, бедная Мисук! Но почему он не сопротивлялся? Он же хозяин горы! Как он позволил им дойти до омута?
– Он ничего не смог сделать, – всхлипывая, ответила Мисук. – Даже если бы захотел. Почти тысячу лет он изживал в себе звериное начало. Они с матерью желали только одного – вместе достичь святости…
– А старица Ямэн? Что с ней?
Мисук стиснула челюсти. Ким заглянул ей в заплаканные глаза и увидел в них огонек той самой тигриной ярости, от которой избавился под конец жизни ее отец.
– Мать и Кагеру договорились. Две жизни – ее и моя, – в обмен… Словом, она отдала меня мокквисину.
– И ты убежала!
Мисук кивнула.
– Я туда никогда не вернусь, – поклялась она, свирепо блеснув глазами. – Пусть он попробует поймать меня!
Ким промолчал. Он разрывался от жалости к Мисук и осознания собственной беспомощности перед лицом могущественных врагов. Всё оказалось гораздо хуже, чем он предполагал. Кагеру жив и ничего не забыл. Едва ли он явился на Иголку только ради Мисук. Ведь не случайно Тошнотник осаждал монастырь, не случайно гнал Кима до самой Долины Цветов. А кто приказал ему убить Чумона? Что ему сделал безобидный старец? А что ему сделали родители Мисук? Кагеру не знает жалости – как и раньше. Он жаждет только мести.
Ким невольно окинул взглядом окрестные горы, заросшие темным лесом. В лагере хваранов они в безопасности, но всю жизнь здесь не просидишь. В душу ему закрался страх – и за себя, и за Мисук. Он ничем не может ей помочь.
– Кагеру знает, куда ты сбежала? – спросил он с тревогой.
Глаза Мисук сузились. Она отняла руку и сказала надменно:
– Если боишься – что ж, я и сама могу за себя постоять!
– Прошу тебя, Мисук, не обижайся! Ведь ты же сама сказала, что не можешь сама справиться с мокквисином. Ты правильно сделала, что пришла сюда. Колдовство Долины Цветов оказалось сильнее, чем стены монастыря. Но рано или поздно нам придется отсюда выйти. И я не уверен, что смогу защитить тебя от мокквисина. Точнее, уверен, что не смогу… во всяком случае – один…