очень нудно 
68 
— Пахом не проболтался о том, что недавно у меня в княжестве случилось? — перебил его Андрей. — Мертвецы оживать начали.
— Свят, свят, — торопливо перекрестился боярин, заметно изменившись в лице.
— Управился я с сей бедой. Божьей помощью управился, — на всякий случай уточнил князь Сакульский. — Ныне на месте проклятом храм поставлен новый, ужо освящен. Но колдун, некромант проклятый, убег. А нынешним летом видел я его на дворе князя Старицкого.
— Так-так, — задумчиво пригладил бороду глава Разбойного приказа.
— О том я думаю, что смысл покушаться на Иоанна есть лишь до тех пор, пока у него наследник не родился. А Анастасия, племянница твоя, все бесплодна и бесплодна. Уж не порча ли на нее наведена, Иван Юрьевич? На царицу, на семью, на дом царский.
— Серьезное обвинение, Андрей Васильевич, — распрямился в кресле дьяк. — Но помнить ты должен, княже, что брат царский — не юродивый на улице. Супротив него слова простого мало. Доказательства нужны.
— Да черт с ним, со Старицким! — раздраженно сплюнул Зверев. — О государе подумать нужно. Коли порча на нем, на семье царской — снимать ее нужно. Хорошо бы заговором на скрещенные ножи и воду из семи колодцев. Или хоть освятить его дворец заново. Как мыться в баню пойдут, заставь любого священника воду в ней освятить. Святая вода любую порчу смывает. Что еще? Ну веревку льняную царица плести не станет… Можно венок ей из трав подарить, но чтобы его девственница обязательно сплела перед полнолунием. Будет всю ночь носить, как мыслишь? Ну или хоть поясок ее мне достань, я его заговорю. Тогда точно в ближайшую неделю понесет. Девка-то молодая.
— Стой, Андрей Васильевич, — вскинул обе руки боярин Кошкин. — Про ножи скрещенные и воду колдовскую я, будем считать, не слышал. Не то тебя ныне же в подвал тянуть придется. А вот освятить дворец наново… Как сию блажь оправдаю?
— Порчей колдовской и объяснишь. Вали все на меня — чего уж теперь. Скажи, у меня в покоях царских крест нательный греется, как в гости к нему являюсь, иконы дома плачут. В общем, все признаки явной порчи. Дворец освятить — это ведь не истуканам языческим поклониться, грешного в этом ничего нет. И воду для смываний царских нужно освятить обязательно!
— Это уже по-христиански, — согласился Иван Юрьевич.
— И пояс мне принеси. Сможешь? Анастасия ведь племянница твоя, — напомнил Зверев. — Пожалей девку. В любви ведь с Иоанном живет — редкость. Так чего же ей бесплодием мучиться?
— Попытаюсь, — перекрестился дьяк. — Ох, втравишь ты меня, княже, неведомо во что.
— Не бойся, боярин, — перевел дух Андрей. — Не пожалеешь.
Только в дверях он спохватился, обернулся к побратиму и задал вопрос, мучивший его второй день:
— Скажи, Иван Юрьевич, почему Москва так долго разбои казанские терпит, почему не ударит по ней так, чтобы уж никогда татары на земле нашей никого не грабили?
— А ты стены казанские видел, Андрей Васильевич? Они не слабее псковских будут. Псков еще никому штурмом взять не удавалось. Вот и подумай, сколько кровушки прольется, сколько животов рати русские под стенами Казани сложат, коли с нею силой грубой воевать. Хитростью, подкупом, уговорами — оно вернее будет. Золото, на подкуп басурман этих потраченное, немало людей русских от смерти убережет.
На подворье Михаила Воротынского гостя ждали. Стоило Звереву шагнуть за порог калитки, оглядеться, перекреститься на икону над дверьми дома, ан навстречу уже спустилась деваха, предложила испить с дороги ключевой воды. Оная оказалась, разумеется, хлебным вином — но Андрей, уже знакомый с подобным подвохом, выпил слабенькую, пахнущую яблоками, водку не поморщившись и нахально закусил мягкими девичьими губами. Какова шутка — таков и ответ.
Хозяин уже появился на крыльце, в шубе и с посохом, поклонился:
— Рад видеть тебя, князь Андрей Васильевич. Прошу в дом, к столу, преломить малый кусок, что Бог послал.
Вместе с хозяином «ломал хлеб» загорелый мужчина лет тридцати, подбородок которого носил следы долгой небритости, брови и ресницы выгорели до белизны. На нем не было ни шубы, ни ферязи — их заменяла короткая войлочная безрукавка; голову украшала фетровая феска с кисточкой на коротком шнурке, свободная рубаха была опоясана атласным кушаком и заправлена в пышные шаровары.
— Боярин Иван Григорьевич Выродков, — представил гостя князь, довольно ухмыльнулся, услышав изумленный выдох Андрея, и добавил: — Иван Григорьевич о прошлом лете в Царьград с купцами ушел, цельный год там путешествовал, ныне вернулся и, вижу, к прежней жизни привыкнуть никак не может. По разряду ему зимой на службу порубежную выходить. Интересно, как его поместное ополчение встретит?
68 
